, буду я что-то еще писать или нет, если только я брошу работать на почте. Я согласился и вымелся оттуда нахуй… Столько времени прошло с тех пор, как я постучался в дверь к Банте, и старуха в одеяле сообщила, что́ мне причитается…
Окно у меня выходило на улицу, и свой первый роман я написал за 19 дней. Я мог упиваться в говно и не являться ни на какую работу, кроме собственной. Вот он я, 50 лет, профессиональный писатель, быть может. Я устраивал поэтические читки в разных университетах, читал бухим, базарил с публикой. Тренировки по трепу с засранцами почтамта наконец приносили выгоду. Меня было почти невозможно оскорбить, и сдачи я давал с невообразимой действенностью. Искусства – наспускать и сплюнуть, проще простого.
Выкинем еще несколько лет. Я кряхтел дальше. Явились женщины; с ними я сигал в постели и прочь оттуда, дрался с ними. Для меня это было ужасно и необычно, а они были умней меня: умели подходить под разными углами, ставили на меня капканы, загоняли в угол, но я все равно мог печатать. Если и была какая-то слава, то в Европе, через перевод. В США ходили истории, что я бью своих баб, ненавижу гомосексуалистов и вообще злобная и кошмарная личность. Это у фантиков университетских ко мне было. Как-то вечером зашел один студент и за пивом сообщил:
– Мой препод в универе считает вас нациком, и вы б мать свою за никель продали.
– Это неправда, – сказал ему я. – Моя мать умерла.
Ну и ладно. Я все равно печатал себе дальше, и кое в чем мне везло, и вот мы подбираемся ближе. Мой редактор Пташкин прочел интервью, что я кому-то дал и в нем упомянул тех, кто на меня повлиял: Селин, Тургенев и Джон Банте.
– Банте? – позвонил он мне. – Я слыхал, ты его и раньше упоминал в своих работах, но мне казалось, ты его выдумал, знаешь, как бы в шутку.
– Нет, он есть.
– Где?
– Может, еще в библиотеке остался. Не знаю. Надеюсь, что есть. Там только ранние его книжки. Он, кажется, прекратил. Может, умер.
– И настолько хорош?
– Лучше не бывает.
– Почему же о нем не говорят?
– Это ты мне скажи. Если отыщешь его книжки, начинай с «Благородных времен? Да ну?».
Прошло еще какое-то время. Одна женщина попыталась меня убить. Не вышло. И вот той же ночью зазвонил телефон, она обожала драмы по телефону, и я снял трубку и сказал:
– Слушай, я хочу, чтоб ты НАХУЙ пошла из моей жизни вообще!
– Это Пташкин, – услышал я.
– Ой…
– Слушай, я прочел «Благородные времена». Это правда очень мощно! Я собираюсь его переиздать!
– Здорово. Здорово…
– От первого издания продали всего 632 экземпляра. Банте еще жив, живет в Малибу…