– Могу изнасиловать вашу жену, – сказал ему я. Он смеялся всю дорогу вниз по лестнице.
Она сидела перед камином, показывая мне ноги выше колен. Я сидел в кресле, смотрел. Жопки мне не доставалось уже два года.
– Есть тут один очень чувствительный мальчик, – сказала она, – ходит с моей подругой. Оба они сидят и беседуют о коммунизме часами, и он к ней даже не прикасается. Очень странно. Ее это смущает и…
– Подымите платье повыше.
– Что?
– Я сказал, подымите повыше платье. Хочу больше ваших ног увидать. Прикиньтесь, что я Вольтер.
Она показала мне чуточку больше. Я удивился. Но больше, чем мог вытерпеть. Я подошел и снова оправил ей платье на бедрах. Затем стянул ее на пол и навалился сверху, как тварь больная. Сорвал с нее трусики. Перед тем огнем было жарко, очень жарко. Потом, когда все кончилось, я снова стал идиотом:
– Извините. Я лишился рассудка. Хотите вызвать полицию? Как вы можете быть такой молодой, если мать у вас такая старая?
– Она бабушка. Просто зовет меня «дочкой». Я схожу в ванную. Сейчас вернусь.
– Еще бы.
Я подтерся трусами, а когда она опять вышла, мы еще немного потрещали, а потом я открыл дверь уходить и вошел в чулан с пальто и всякими вещами. Мы оба рассмеялись.
– Чертбыдрал, – сказал я, – совсем ополоумел.
– Вовсе нет.
Я спустился по лестнице, снова по улицам Сан-Франциско и обратно к себе в комнату. И там в кастрюле было опять пиво, опять вино – плавали в воде со льдом. Я выпил все, сидя на деревянном стуле у окна, весь свет в комнате потушен, глядя наружу, пил.
Мне повезло. Жопка за сотню долларов и бухла на десятку. Оно могло и дальше так продолжаться. Мне могло везти все больше и больше. Еще отличного итальянского вина, еще отличной итальянской жопки; бесплатный завтрак, бесплатное жилье, теченье и сиянье чертовой души преодолевает всё. Каждый человек – имя и путь, но какие же они по большей части кошмарное барахло. Я-то буду совсем иным. Я пил дальше и не вполне помнил, как лег в постель.
Наутро все было неплохо. Нашел полупустую и теплую квартовую бутылку пива. Выпил. Затем лег на кровать, начал потеть. Я пролежал так довольно долго, мне стало сонно.
На сей раз абажур превратился в очень злобную и крупную рожу, а потом снова в абажур. Так оно и продолжалось, как кино на повторе, а я потел потел потел, думая, что всякий раз эта харя будет мне совсем невыносимая штука, чем бы невыносимая штука ни была. А потом явилось ОПЯТЬ!
– ААААААААКККККК! АКККККК! ГОСПОДИ! БОЖЕ МАНДОЖУЙ! СПАСИ МЕНЯ О ГОСПОДИ ИИСУСЕ!
Стук в дверь.
– Мистер Буковски?
– Уммф?
– С вами все в порядке?