Ни уговоры, ни жалобное выражение лица, ни откровенное возмущение – ничего не могло переубедить старика. Король сказал, и точка!
Зря он так. К аргументированному мнению я всегда прислушивалась, а вот такое отношение пробуждало во мне прямо-таки ослиное упрямство. Нет – и точка? А вот хочу, и все тут!
– Хорошо! – Прошипела я. – Тогда я изволю выпить чаю!
– Как вам будет угодно, – слегка поклонился мужчина, явно обрадованный, что мы пришли к компромиссу. – Я сейчас же пришлю в ваши покои…
– Нет, – капризно перебила я. – Я не хочу пить чай в покоях!
– Накрыть вам в малой столовой? – Слегка растерялся управляющий.
Не столовая, нет… Как же называлась та комната, в которой я очутилась при попадании сюда? Так как раз окна выходили в дикую часть парка. Вспомнила!
– Гостиной! Я буду пить чай в малой бордовой гостиной! – Усмехнулась я. – И откройте там окна: я не желаю сидеть в духоте!
Мое чудачество восприняли с пониманием. Старик лично проводил меня и распахнул передо мной двери знакомой комнаты – весьма кстати, поскольку дорогу сюда я помнила весьма смутно. Не прошло и четверти часа, как служанка поставила передо мной поднос с маленьким заварочным чайником, пузатой фарфоровой чашечкой и всеми необходимыми атрибутами порядочного чаепития.
Я сдержанно поблагодарила, сообщив, что дальше справлюсь сама. Дождалась, пока в коридоре стихнут быстрые шаги девушки, подкралась к двери и осторожно ее закрыла.
Чай меня интересовал мало, а вот тупой нож для масла и джема должен был стать идеальным орудием предстоящей диверсии. Верхнюю фрамугу для меня распахнули; но, во-первых, она располагалась высоко, во-вторых, была для меня слишком маленькой. Значит, придется самой поработать ручками.
Я злобно пыхтела, рама упорно сопротивлялась. Подозреваю, последний раз ее открывали еще при прадедушке Теодора. Используя ножик, как рычаг, я отжала верхний и нижний шпингалеты и теперь воевала с ручкой. Та с трудом, но проворачивалась, а вот, чтобы открыть створку, пришлось, как следует, расшатать заклинившую конструкцию. Вначале я поковырялась в щелях тупым лезвием, а потом вцепилась в раму, упираясь ногами и налегая всем весом. Рывок, жалобный скрежет, еще рывок, протестующий скрип. Только бы не раскурочить это чертово окно: я с Теодором тогда в жизни не расплачусь!
Судьба или кто, тут у них отвечает за благосклонность мироздания, была настроена ко мне благодушно. Створка поддалась и неожиданно легко распахнулась. Правда, за ней обнаружилась еще одна, но вдохновленная близостью свободы, сейчас я справилась быстрее.