— Я был потрясен, когда увидел твои картины. В них было столько одиночества, столько суровой красоты. Именно тогда, глядя на эти картины, я понял, как тебе приходилось страдать. Мне захотелось найти человека, причинившего тебе эти страдания, я готов был разорвать его на куски голыми руками. — Девон судорожно глотнул воздух и добавил: — Никогда еще я не чувствовал себя таким сильным, как в те минуты.
— Девон, дорогой…
— А после была та ночь, когда ты предсказала нашу судьбу, и потом заснула в моих объятиях, и я почувствовал, что со мной что-то произошло. Ты заставляла меня смеяться, даже когда я испытывал такое сильное желание, что это причиняло мне боль. Ты улыбалась — и мое сердце переворачивалось, словно, — он тихо засмеялся, — у выбросившегося на берег кита.
Тори тоже не удержалась от смеха.
Девон нежно провел пальцем по ее смеющимся губам.
— Твоя улыбка сведет меня с ума. Кстати, ты знаешь, что у тебя улыбка Магды? Нежная, загадочная… как будто тебе известно что-то такое, чего не знает остальной мир.
Он тоже улыбнулся такой знакомой ей улыбкой, которой, однако, она никак не могла дать подходящего определения, — несколько скрытной и лукавой.
— А чего стоит эта твоя утренняя борьба с самой собой! — продолжал Девон. — Серьезный и озабоченный взгляд серых глаз, ты бродишь по дому, как человек из иного мира. И тогда мне хочется привязать тебя к чему-нибудь, потому что я постоянно боюсь, что ты ускользнешь от меня. Боже мой, Тори, если бы ты знала, как я боюсь тебя потерять, — неожиданно произнес он с каким-то отчаянием. — Я просыпаюсь ночью в страхе, что ты ушла. Ведь я потратил всю свою жизнь в поисках тебя и только теперь нашел.
Девон вновь и вновь повторял эту мысль, и Тори не могла больше вынести этого. Она бросилась ему на грудь и стала осыпать поцелуями его лицо.
— Я тебя безумно люблю, — с жаром говорила она. — Люблю всем сердцем!
Девон проглотил предательский комок, неожиданно вставший в горле; стараясь сдержать себя, он заскрипел зубами и, справившись с собой, произнес уже твердым голосом:
— Я не могу потерять тебя, цыганка. Скажи мне, что ты не покинешь меня?
— Я никогда не оставлю тебя, — без всяких колебаний уверенно сказала Тори.
Он взглянул на нее глазами, горевшими, словно изумруды.
— Тогда почему ты не напишешь мои портрет? — спросил он, теряя выдержку, потому что боялся лишиться надежды.
— Мне уже необязательно писать, — прошептала она.
— Но, Тори, я хочу быть уверенным. Любовь моя, если все кончится в один прекрасный день, я не смогу жить.
Она дотронулась до его губ своими тонкими пальцами, мешая ему произносить горькие слова.