Гай был хорошим копом. Достойным кобуры и значка. Проблема состояла в том, что слушал он только себя. Как будто был гребаным Буддой, вещающим истину. Именно поэтому Гай до сих пор бегал по улицам со стволом, рискуя нарваться на пулю. И говорил, что ему не дают повышения, потому что он индус. Раз за разом. Крутился в собственной Сансаре.
Но сейчас он был прав.
— Нужно поговорить с родственниками. Возможно, с них требовали выкуп, — предположил Антон.
— Ты серьезно думаешь, что старика вывезли сюда в багажнике? Через все блокпосты? — Гай бросил бумаги к лобовому стеклу. — Херня это.
Дорога была одна, а посты начинались за несколько миль. Проверяли все — документы, госномера, досматривали и взвешивали багаж. Проскользнуть было нелегко. А с пленным стариком — и подавно. Резервацию считали разносчицей инфекций. Не только бедности, но и террора.
— Тогда что он тут делал?
— В том квартале есть несколько борделей. Местные называют их «Вавилонами». Возможно, старик был их клиентом.
Антон хмыкнул.
— Что-то я сомневаюсь… с его-то деньгами…
Гай промолчал. Выпустил дым из носа и вдавил окурок в пепельницу. Они въезжали в жилые кварталы гетто. Разговоры про бордели пора было сворачивать. Иначе все это грозило перерасти в сраную заваруху, из которой им было не выбраться. Сейчас в своем старом полицейском седане — они были как на ладони. Люди уже глазели, а бритая пацанва целилась из деревянных автоматов.
Вавилоны были борделями на колесах. Этакими шапито, переезжавшими с места на место. Они не оставляли следов. Поэтому в Европе их считали выдумкой.
Тот район, где они курсировали, принадлежал «Чистым» — партии ультраправых борцов за чистоту резервации. В газетах их звали «дворниками». И сепаратистами.
«Шлюхи — всего лишь прикрытие. Настоящий Вавилон страшнее…» — так когда-то Гаю сказал отец. Они сидели на веранде отцовского дома с пивом и глазели на закат. Все вокруг было алым. И они тоже.
«Raakshas[2], - произнес отец. — Эти люди поклоняются чудовищам, Гай. Несут им своих детей…»
«Это всего лишь выдумки, пап…»
Гай помнил, как отец схватил его за плечо, смяв рукав форменной рубахи.
«Пообещай мне, что ты остановишь их, Гай. Пообещай мне…»
Дурацкие воспоминания. Когда становится жарко, память тащит клещами из черепа кривые гвозди. Пытается напомнить о долгах перед мертвецами.
Антон смотрел по сторонам. От песка все вокруг казалось желтым. Пятиэтажные дома с темными окнами, детские площадки с железными вертушками и качелями, лотки полные хлама. И сами люди — ожившие песчаные фигуры, которых словно сотворила буря. Это место казалось сном — душным и липким. И хотелось проснуться.