Наконец, оставшись в одном белье, я выпрямилась.
— Можете убедиться сами. Смотрите. На моем теле нет ни одного пузырька. Только небольшие шрамы после давно перенесенной болезни.
В подтверждение слов я медленно повернулась вокруг себя, позволяя наблюдателям убедиться в моей правоте. Протурбийцы зашептались. Когда я сделала полный оборот, увидела, что на лицах многих сквозит благоговение. Кай смотрел на меня безо всяких эмоций, но я чувствовала, каких усилий ему стоит держать свои истинные порывы внутри.
Вздернув подбородок, я обвела взглядом народ, мысленно умоляя проклятых советников думать быстрее. Холод все подбирался и подбирался. Было бы обидно замерзнуть и слечь с воспалением легких после того, как одолела более серьезный недуг.
— Склонитесь перед той, кому не страшна самая страшная из болезней!
Я отыскала взглядом того, кто произнес эти слова размеренным, торжественным голосом. Биру. Он стоял среди своих подданных, отгораживаемый от меня бдительными советниками, но все равно отчетливо выделялся среди них всех. Полукровка сиял. Просто лучился, и причины его счастья я не понимала. Он смотрел на меня, но разглядывал не так, как изучал бы мужчина полуголую женщину. Не так, как не мог оторвать глаз Кай, когда я впервые разделась перед ним у реки. Биру изучал меня, как золоченую статуэтку, или картину, или еще какой-то предмет искусства. Предметами искусства любуются, но их не хотят.
— Каисса Неприкосновенная! — отчеканил он, глядя мне прямо в глаза. — Потому что пузырчатая болезнь не может ее коснуться.
С тихим шелестом, как опадают осенние листья под порывом налетевшего ветра, море протурбийцев опустилось на колени прямо в снег. На ногах осталось лишь пятеро: правитель, троица в черном и Кай. И каждый из них по-разному переживал то, что происходило. У меня приоткрылся рот. Я стояла и не знала, что делать.
— Вот теперь точно хватит! — Кай двинулся ко мне, на ходу срывая с плеч куртку.
Закутав в свою одежду, он подхватил меня на руки и проворчал:
— Это представление уже выходит за всякие рамки.
Протурбийцы расступились, когда он сердитыми порывистыми шагами уносил меня подальше от злополучного дома. Через его плечо я видела, как подоспевший Шассу швыряет в приоткрытую дверь несколько бутылей. Поднесли факел. Через секунду строение заполыхало. Видимо, то была горючая смесь. Туда же, в костер, палкой закинули оставленную мной одежду. Тот самый сутулый лекарь причитал по поводу утерянного имущества. Алхас что-то ему втолковывал.
И среди поднявшейся суматохи Биру спокойно провожал нас взглядом.