— Мы не можем, Кай…
— Еще как можем, — его губы переместились на другой сосок, заставляя меня прогнуться.
— О, проклятье… нет, не можем… у меня месячные…
Тяжело дыша, Кая поднял голову.
— Для меня это не имеет значения.
— Для меня имеет, — взмолилась я, — пожалуйста, не надо.
Помедлив, Кай перекатился на спину. Его грудь вздымалась, как от быстрого бега. Я прижалась к нему сбоку, коснулась губами шеи чуть пониже уха:
— Мне хорошо лежать с тобой рядом. Даже просто так.
— Мне тоже, белоснежка, — он обнял меня за плечи. — Даже если эта ночь будет бессонной, потому что я просто заранее выспался.
Мы засмеялись. Кай нашел мою руку, переплел наши пальцы, я закинула ногу между его ног. Просто лежать вместе нам было не впервой.
— Мы могли бы поговорить, — предложила я.
— О чем, белоснежка? — хмыкнул Кай.
— Нужно подумать, как мы будем жить дальше. Как ты считаешь, мы можем доверять Биру? Он предложил нам остаться, но… ты же понимаешь меня? Я не могу расслабиться и чувствовать себя в безопасности.
— Никто и не говорит, что мы должны так сразу ему доверять, — возразил Кай, — но то, что мы проснулись в своих постелях, а не в сыром подземелье, закованные в кандалы, уже говорит о чем-то. К тому же, у нас нет выбора. Как я и подозревал, скоро ожидаются холода. Я не хочу видеть, как ты мучаешься от воспаления легких и мерзнешь у костра. Нам повезло встретить Биру, и этим везением надо пользоваться. Здесь тепло, есть еда и нет ашров. Ради такого можно и рискнуть, задержавшись подольше.
— Значит, мне нужно выучить протурбийский, — вздохнула я, — ты пытался меня учить, объяснял, как называются растения, деревья. Но сегодня я поняла, что усвоила совсем мало.
— Потому что у тебя не было повода использовать свои знания. С этого дня ты начнешь говорить по-протурбийски даже со мной. В любой ситуации и целыми днями.
— Но я же не умею!
— Выкручивайся. Спрашивай, я буду подсказывать.
— Хорошо… — сдалась я, — только не в постели, ладно? Здесь мы будем разговаривать только на своем языке.
— Звучит многообещающе, белоснежка, — в голосе Кая послышалась усмешка, — я согласен.
Некоторое время мы лежали молча. Каждый думал о своем.
— Значит, это и будет наше «долго и счастливо», Кай? — прошептала, наконец, я. — Как ты и говорил? Подружимся с поселенцами, станем одними из них, будем жить здесь и надеяться, что в один прекрасный день нам повезет вернуться домой?
— А чем это «долго и счастливо» хуже любого другого? — отозвался он. — Ты ведь будешь рядом.
Я только пожала плечами. Возразить было нечего.