Главный полицейский закрутился как уж на сковородке, но руку мальчика не отпустил.
— Так он... юде, пан офицер.
— Юде?— Ольбрихт взял мальчика за подбородок и внимательно всмотрелся в лицо. Русоволосое, в веснушках, грязное, заплаканное лицо малолетки выражало протест и жалость, было явно славянской внешности. Мальчик вспыхнул от радости, поняв, что немец не злой и говорит по-руски. Он запинаясь стал ему жаловаться:
— Дедушка не стрелял бы в этих гадов. Они мамку насильничали, а потом убили.... Они мамку убили.... Сестричку то же насильничали, — мальчик зашмыгал носом, но через мгновение с ненавистью посмотрел на полицейского и крикнул:— Я все равно убью этих гадов!— и сильно дернув руку, вырвался. Но тут же был перехвачен другим полицейским.
Ольбрихт оторопел от услышанного признания малолетнего ребенка. Он понял что произошло. Руки в перчатках моментально напряглись. Он, не думая о последствиях спонтанно принятого решения, хотел, было, боксерским ударом "Хук справа" отправить полицейского главаря в нокаут. Но, неожиданно для себя, резко оттолкнулся левой ногой от земли и с разворотом тела на 180 градусов, словно из мортиры выбросил правую ногу по диагонали вверх, с одновременным выдохом "Ха!". Раздался ужасный хруст перебитой челюсти. Полицейский главарь с диким воем, пролетев несколько метров, грузно опустился на землю.
— Учись, капитан, пока я с тобой!— молнией пронеслась чужая мысль в голове Ольбрихта.
Рядом стоящие полицейские, от удивления замерли, открыв рты, но через несколько секунд схватились за карабины и сразу их опустили. На них в упор смотрели стволы двух "шмайсеров" командира взвода и водителя Брайнера. Те без промедления среагировали на инцидент и клацнули затворами автоматов. К спинам полицейских подкатил, урча "Цундап". Пулеметчик резко крикнул: — Стой! Руки вверх!
Ольбрихт был в бешенстве. Он понял, что проявил несдержанность, да еще в каком виде? Так нельзя было поступать. Но услышанные признания от ребенка его поразили:
-Полицейские свиньи! — крикнул он в сторону полицейских, не отреагировав на внутренний голос, который похвалил его за прекрасную физическую форму. — Сброд бандитов и насильников,— не унимался Франц, — именно за таких вояк.... Ты понимаешь, Карл,— он уже обратился к подошедшему адъютанту, который еще не понял причину взрыва своего командира.— Они мало того что сожгли дом этого мальчика, так еще изнасиловали мать и сестру. Как можно такое допускать? Именно за таких вояк, Карл крестьяне пошли в лес, в партизаны. Мы же принесли им просвещение. Дали землю. Разрешили свободную торговлю в зонах оккупации. А эти свиньи все гадят.