Слово "война" ворвалось в семью Дедушкиных так же неожиданно, как и для других сельчан поселка Заболотное.
Вначале оно было не осязаемо, не материально, не понято до конца. Но с каждым днем, необыкновенно жаркого лета 41 года, сельчане, как и все советские люди, стали отчетливее осознавать степень опасности надвигающейся коричневой чумы, масштабы колоссальных последствий для человеческих судеб.
— Так, девочки, еще, еще чуть подвинули... Шура! Шура! Крепче держи за край, Кате пальцы отдавим. Несем, несем. Еще. Еще. Клава, не зевай. Быстрей открой дверь.... Так, передохнули... —
Огромный дедовский сундук, оббитый по краям железными углами, почти вся женская половина дотащила до сарая. Акулина задумала его закопать. Позже, спрятать ценную одежду и утварь, подальше от немецких глаз.
— Добро, добро дети. Отдохнули? Принимаемся за работу. Клава, сбегай за водой. Живо. Парит. Шура, бери лопату, пойдем со мной,— покрикивала на девочек Акулина.
— Почему я, мама? Пусть, Катя, копает. Она говорила, что у нее руки чешутся до работы. Возьми, Катька, мою лопату,— Шура хотела передать нехитрое орудие труда средней сестре.
— Ах ты, лентяйка!— зыкнула Акулина.— Не смей. Катя тебя заменит, когда ты устанешь. Пошли в сарай.
В ветхом хлеву подворья, с покосившейся соломенной крышей, рядом с коровой Полинушкой, долгое время стоял жеребец Пашка. Он был любимец многодетной семьи и незаменим в работе. Кодхоз выделил Пашку при жизни хозяина дома Семена Дедушкина. Но, в июле, потянулись через поселок, отступающие части и Пашку реквизировали в пользу Красной Армии. Как не причитала Акулина, чтобы оставили жеребчика, приказ старшего политрука был суров: -Реквизировать!
Когда Ауклина зашла в сарай, нехитрая конская утварь, висевшая в углу на гвоздях, сразу напомнили о недавней стычке с артиллеристами. Закололо в сердце. Лицо исказилось болью. От отчаяния присела на сундук.
— Угомонитесь, женщина! Немцы за Днепром! Скоро здесь будут! Нам нечем орудие тащить,— решительно убеждал тогда Акулину старший политрук, оттаскивая от четырех копытного кормильца.
-Не дам!— голосила вдова. — На моих плечах пятеро детей. Как мне жить? Ироды! Куда вы бежите? Кто будет защищать?
В этот момент, возле матери, находилась Шура. Она как завороженная смотрела на Пашку. Когда здоровый рыжий красноармеец, стал Пашку уводить, девочка как кошка накинулась на красноармейца и вцепилась в руку зубами.
— Ах ты, паскуда!— зарычал артиллерист. С остервенениеми отбросил одиннадцати летнюю Шуру. Та больно ударилась о поленницу дров, заревела.