— Не видели? — рот Абрамихи перекосился. — Смотреть надо лучше. -Соседка развернулась, тяжело ступая, подалась до хаты.
— Вот, дети, и запрятали мы тайно сундук — разочаровано покачала головой Акулина.— Надо же, 'приперлась'!
— Мама, а что она вынюхивает? — измазанная навозом Катя вылезла из ямы и удивленно посмотрела на мать.
— Во-во, вынюхивает, Катюша. Дожидается своего часа. Зараза! Взялись за сундук и так много отдыхали.
Через полчаса старинный сундук с аккуратно уложенными кусками ткани, дореволюционными сарафанами бабушек и иными, дорогими сердцу Акулины, вещами, был засыпан землей. Сверху разбросали навоз.
— Теперь, детки, умойтесь,сидите в хате. Покушайте сами. Молоко, хлеб лежит на столе, 'бульба'— в печи. Я наведаюсь к дядьке Касьяну Андрейчикову в Хотовню. Надо поговорить, как жить дальше. -Акулина очень уважала Касьяна. Он служил дьяконом в Журавичской церкви. Умный, дальновидный дядька, мог помочь советом.
— Катя, иди сюда,— позвала она среднюю дочь. — Ты все поняла?—
Катя кивнула.
— За старшую по дому остаешься. Из хаты никуда не ходить. Дети слышите, гром гремит?— обратилась Акулина, уже ко всем девочкам.— Где-то далеко, за Днепром слышна была мощная артиллерийская канонада.
Дети прислушались.
— Что, мама, дождь будет?— удивилась Клава, повернув личико к палячщему солнцу.
— Дождь? — вяло усмехнулась Акулина над наивностью шестилетней Клавы. — Нет, моя доченька, не дождь. Настоящая гроза скоро будет...
Когда Акулина вернулась домой, это было поздно вечером, девочки спали. К удивлению, она застала дома, старших детей: Мишу и Веру. Они сидели за столом, тихо разговаривали.
Открыв дверь, увидев их, Акулине стало плохо. Потемнело в глазах.
— Вы здесь? Что случилась? ...— медленно, сдавленно проговорила она. Чтобы не упасть, прислонилась к бревенчатой стене. Миша быстро подскочил к матери, помог сесть на табуретку. Вера протянула кружку с водой. Сделав, несколько глотков, Акулина приходила в себя. Неимоверная усталость клонила ко сну. Дети молчали.
Было тихо. Настенные часы-ходики монотонно отбивали время:— Тик-так, тик-так, тик-так.
Первым заговорил Михаил, устав от тягостной тишины. Заговорил сильным молодым басом, нервно, с волнением.— Мы не дощли, мама. Дорогу на Пропойск перерезали немецкие танки. Мы еле ушли с тех мест. Там идут страшные бои. Когда убегали по полю, началась бомбежка. Мы не успели добежать до березняка, чтобы спрятаться, как разорвалась бомба, — у Миши задрожали губы. Вера всхлипнула, а за тем заплакала. — Когда мы поднялись,— сдавленно продолжил Миша,— Витю Самойленко разорвало. Это очень страшно! Мама!— От воспоминаний по щеке юноши побежала слеза,— а Лену Гурович ранило в руку... — Миша вскочил, сжал зубы и стал нервно ходить по дому, шмыгая носом. Сделал несколько жадных глотков воды, снова заговорил, но уже более твердым голосом.