Колонна из пяти танков, устрашающе грозно, двигалась от немецких позиций. Свежеокрашенные, с огромными надписями на башнях: 'За Родину', со звездами, Т-34-ки, как летучие голландцы проплывали мимо покоренного стрелкового батальона в утренних сумерках. Замыкал колонну танк очень похожий на Т-34, но был мощнее, с длинноствольной пушкой и выглядел более помпезно. На нем издевательски красовалась надпись, выведенная немцами готическим шрифтом 'За Сталина'...
Капитан Новосельцев очнулся. Контузия немного отступила. Она не могла не отступить. Где-то глубоко, глубоко, вначале на подсознательном уровне сгустками нейронов был воспринят еле, еле слышный, но с каждой секундой все более нараставший, более отчетливый сигнал. Сигнал разрастался, становился еще ближе и вдруг осязаемо превратился в тяжелый и до боли знакомый, радостный рев дизелей и лязганий гусениц. Каждый пехотинец, услышав эти звуки, а они отличались от шума карбюраторных моторов 'Майбах', наполнялся чувством гордости и любви за наши бронированные боевые машины. 'Это спасение',— мелькнула в голове комбата первая устойчивая мысль.
Комбат зашевелился, с усилием стряхнул комья земли, завалившие его взрывом, медленно, с трудом, опираясь о стенку воронки, приподнялся.
Здесь его стон услышали немцы. Мельцер и Ридель застыли от неожиданности, никак не предполагая, что в развороченной фугасом огромной яме, будет сидеть враг. От Риделя неприятно запахло. Первым опомнился офицер. Он резко повернулся на шум и сразу отпрянул назад, клацнув затвором автомата.
Новосельцев тоже увидел немцев. Пошатываясь и контужено улыбаясь, не соображая до конца что происходит, механически, отрешенно выпалил на немецком языке первую заученную когда-то в школе фразу: — Guten Tag, Kameraden!
Немцы дернулись, как ужаленные змеей. На секунду растерялись, услышав в предрассветной, утренней полутьме приветствие грязного, окровавленного русского зомби, неожиданно выросшего из земли. Это спасло жизнь Новосельцеву. Мельцер не расстрелял его в упор.
Новосельцев не мог сопротивляться. Он был обессилен и обескровлен глубокой контузией, полученным осколочным ранением. Из распоротого рукава шинели, густо пропитав его, сочилась кровь.
-Halt! Hande hoch! — грозным окриком Мельцер привел в чувство скорее не комбата, а себя и Риделя. — Ридель! — толкнул он автоматом подчиненного. — Обыщи русского, пока он в штаны не наложил. — Увидев, что сержант вновь улыбается, от того, что остался живой, с усмешкой добавил: -И не стой, как на поминках своей тещи, трусливый заяц!