Старик достал бутыль и коробочку. В коробочке была мазь. Мягкой кисточкой он смазал все раны веществом из коробки. Затем вставил в бутылочку тонкую бамбуковую трубку, раздвинул плотно сжатые губы плоской палочкой, вставил туда трубку и приподнял бутылку, что-то бормоча. Когда треть бутылки была вылита в рот человека, он слегка подавил на его живот, и человек глотнул сам, после чего шумно задышал, открыв рот. Он не двигался, но совершенно ясно дышал всё спокойней и спокойней. Его накрыли одеялом, предварительно смазав все синяки, а над головой поставили противомоскитную сетку. Старик посмотрел на труды своих опытных рук и, улыбнувшись, сказал, что этот завтра очнётся. Интересно, кто его так? Как он попал в реку и не утонул? Вероятно, Судьба!..
Старик осмотрел одежду. В нагрудном кармане просторной рубахи он нашёл несколько крупных ассигнаций (российские бумажные деньги) и бамбуковый пенальчик с пробкой чуть толще карандаша. Вскрыв его, он вытащил свёрнутую в трубочку бумагу с иероглифами. Прочесть их он не мог. Все иероглифы, кроме имени, были ему незнакомы или он не мог вспомнить, что они выражают. Показал бумагу более молодому родственнику. Тот посмотрел с минуту на бумагу и подморгнул старику. Старик обратился к окружавшим их родственникам, и они все удалились.
Это был документ для китайской пограничной стражи, в котором говорилось, что податель сего Джао Хун Вей должен быть без задержек и досмотра пропущен через границу со всеми его людьми, которых он укажет, и с почётом доставлен во дворец Правителя. Если он попросит о помощи, таковая ему должна быть оказана без расспросов — немедленно. Подпись под бумагой была столь высокого лица, что оба китайца задумались. Имя владельца сей бумаги вызвало у них тихий ужас. Призрак золота, смерти и какой-то ужасной тайны, которую им знать не положено, закрутился в сознании мирных шишкарей. К лежащему под одеялом Джао приставили двух женщин и молодого парня. С циновки его переложили на ложе с шёлковым матрасом и подушками. Над его ложем соорудили чуть ли не шатёр. Глава семейства знал об этом человеке очень много, но даже старшему в роде после него ничего рассказывать не стал. Тот и так всё понял.
Ночью вблизи шатра горел костёр, а рядом с Джао сидели старшие семейства и смотрели на спящего. Трижды ему давали воды и четыре раза поили из бутылки с трубкой травным настоем. На глаза раненого клали тряпки с настоем трав, а на восходе солнца его лицо ещё раз смазали мазью из коробочки.
Дождь так и не пошёл, вода в реке стала спадать к радости таёжников. Раньше бы глава семьи был бы безмерно счастлив сему, а нынче во всём его существе был только страх за будущее, за детей, внуков. Перед ним, его стараниями оживал не человек — дракон. Его одежду выстирали, она сушилась рядом с его, по быту в тайге, лазаретом.