И все другие страны, склонные вести себя независимо, также ободрятся и будут брать с нас пример. Возможно, возникнет блок неприсоединившихся государств, каковой существовал когда-то.
История-то простая.
Эдвард Сноуден возмутился злобной практикой поведения страны, где он родился. И восстал.
И восставшему пришлось убегать от спецслужб собственной наглой Родины, которая мнит себя единовластным повелителем планеты.
И вдруг оказалось, что никто не храбр достаточно для того, чтобы предоставить ему убежище.
Или храбр, но Эдварду Сноудену до этих стран было не добраться, поскольку янки насильственно заставят сесть самолет, в котором он будет находиться на территории любой из стран Европы и Азии, где им, янки, заблагорассудится. Инцидент с самолетом президента Эквадора помните?
И вот после, по-видимому, некоторых колебаний Россия решилась.
Рискну предположить, что помимо всего прочего, ну, помимо желания предоставить убежище гонимому парню, российское правительство вспомнило о том, что Соединенные Штаты уже множество раз практиковали разбойничий захват российских граждан на территории третьих стран и потом неизбежно уволакивали добычу домой, судили по американским законам и сажали в американские тюрьмы.
Думаю, это сыграло роль.
Поскольку такое поведение Штатов нас злило и нервировало. Хватать наших граждан нельзя. Это наши граждане.
Никому не позволено.
Я рад, я рад, что Сноуден теперь будет у нас. Это много нам плюсов.
Хочу отметить, что из множества правозащитников, называющих себя таковыми в России, очень немного нашлось таких, кто высказывался за предоставление Сноудену убежища.
Очевидно, многие не захотели портить отношения с Соединенными Штатами, так я объясняю их поведение.
Добро пожаловать в Россию, Эдвард!
Здесь тебе рады.
1 августа 2013 г.
В 1992-м, в перерыве между двумя сербскими войнами, я посетил Черногорию. Зимой.
Я не ошибусь, если скажу, что в то время я был единственный русский, поставивший свои ботинки (похвалюсь, что испанского Иностранного легиона, не просто ботинки!) на черногорскую землю.
Я посетил уродливый Титоград (древняя Подгорица), но огромное впечатление на меня произвела старая каменная деревня Цетинье. Там я посетил дворец патриарха. Патриарх, еще не старый мужчина со смоляной бородой с проседью, удостоил меня долгой беседы по-русски, попотчевал водкой, подарил кипарисовый крест и распорядился открыть для меня мощи святого князя Петра Негоша. Они не были истлевшими, только ссохлись. Святой лежал в армейском, красного сукна, мундире! Мундир кое-где истлел, святой – нет.