Под конец приехал какой-то важный дядька с седоватыми ворошиловскими усиками – сказали, из Генпрокуратуры. Он прочел лекцию о социалистической законности и чем она, социалистическая законность, отличается от законности буржуазной. В конце он особенно напирал на важность признательных показаний.
Признание – царица доказательств, сказал он.
Влад вернулся с курсов, и ему поручили первое задание.
Подследственный – пожилой, истощенный и по виду смертельно уставший человек с ясным, очень печальным взглядом, в котором то и дело вспыхивает ужас. Статья пятьдесят восьмая – контрреволюционная деятельность.
Влад стоит, расставив ноги, на цементном полу. На расстоянии один метр от заключенного, как учили. Скорее всего, Рузаев для начала дал ему дело попроще, потому что этот уже сломлен.
За спиной шорох. Он даже не заметил, как в кабинет вошла молодая девушка с лейтенантскими погонами и ярко накрашенными губами. Села за письменный стол. Понятно – ей поручили вести протокол.
– Расскажите про вашу преступную деятельность.
На «вы», как учили. Переходить на «ты» разрешалось только при так называемых интенсивных методах допроса.
Подследственный, как показалось Владу начал говорить еще до того, как он потребовал. Гладко, будто читал по бумажке.
– Я убежденный троцкист. Работал в Харькове, на тракторном заводе. В начале года принял решение – привести в негодность необходимые для производства станки. Совал в трансмиссию молотки и отвертки. Только своевременное вмешательство бригадира помогло предотвратить полную остановку производства.
– Что еще?
– Я агитировал рабочих вступить в троцкистскую группу, потому что считал необходимым увеличить масштаб саботажа…
– Кого именно?
Старик начал заученно и быстро перечислять имена и фамилии. За спиной Влад все время слышал непродолжительные взрывы клавиш «Ундервуда». Хорошая машинистка.
Несколько десятков имен.
Вредитель назвал последнюю фамилию и вдруг спросил:
– Я враг народа, да?
Влад промолчал.
Собственно, не только Влад. Арон тоже не знал, что на это ответить. В полном молчании раздался скрип валиков пишущей машинки. Секретарша подала Владу несколько исписанных листов.
Без подписи вредителя протокол недействителен.
Но и с этим никаких затруднений – старик дрожащей рукой, ни секунды не сомневаясь, подписывает каждый лист протокола. Похоже, он делает это с облегчением.
И Влад тоже чувствует облегчение.
И не только облегчение. Он стоит, невольно выпрямив спину, и чувствует свою безграничную власть над этим полуголым изможденным стариком. Заставить его признать свои тяжкие преступления – небольшой, но важный шаг в продолжающейся битве с мировым капитализмом.