Я наклонилась и поцеловала Тяпку в мягкий носик. Та довольно заурчала и полезла в своё гнездышко, а я вскочила на ноги и понеслась назад.
Геллан лежал в той же позе и на том же месте. Я осторожно положила лианы мимей на нагретые солнцем камни и начала искать, как бы стянуть с него эту рвань, которая когда-то была одеждой. Спереди я нащупала шнуровку жилета и начала её распускать.
Нелёгкое дело мне досталось: шнур был затянут так, что я сразу вспомнила фильмы про барышень прошлых веков, которые носили корсеты и без конца падали в обморок, потому что не могли дышать из-за слишком тугой шнуровки.
Как только удалось мне ослабить путы, Геллан застонал и глубоко вдохнул. Я осторожно стала стягивать жилет и рубашку с правой стороны.
У него было изуродовано не только лицо. Шея, плечо, рука, бок — в уродливых шрамах. Бугры и вмятины — покорёженные, безобразные… красновато-синие, лишь кое-где — белёсые, зарубцевавшиеся шрамики…
А затем за его спиной что-то зашевелилось. Кажется, я взвизгнула. Это напоминало потрёпанный парус: грязный, рваный, весь в крови… Я не сразу поняла, что это, сидела на заднице и глазела во все глаза, открывая и закрывая рот от ужаса, неожиданности. Ступор на меня свалился.
За спиной у Геллана трепыхался какой-то кожистый отросток… В таких же буграх и вмятинах… И лишь когда он немного распрямился, до меня дошло! Крыло! Страшное, лысое, обезображенное, но всё же крыло! Как у большой птицы. Птеродактиля, что ли…
Я выругалась сквозь зубы и разозлилась сама на себя.
— Вот дура! Крыльев никогда не видела, ворона?
Словесная оплеуха помогла. Я схватила плети мимей и осторожно приложила к распоротому боку, а затем попыталась пристроить их на трепыхающееся крыло. Как-то оно не слишком помогло поначалу. Но от отчаяния соображалка работает быстрее: Зажмурившись, я провела радужными ладонями по глубоким царапинам. Мимеи тут же присосались, как пиявки. Ага. С крылом дело пошло легче.
Геллан дышал глубоко и ровно.
— Давай уже, открывай глаза. Раны начали затягиваться. Ты ж не барышня, чтобы валяться в обмороке полдня.
— Не уверен, что хочу открывать глаза, — пробормотал он.
— Ну и ладно, валяйся с закрытыми глазами, только не шевелись пока, — милостиво разрешила я.
Глаза он всё же открыл и посмотрел на меня пристально. Я во все гляделки честно смотрела ему прямо в очи. Ну да, ему важно было знать, не ворочу ли я нос от него, не противно ли мне…
Скажу честно: радости или восхищения я не испытывала. И, может, он не зря так вглядывался в мои честные глазки… Но… как вам сказать?.. Он не прятался от меня вчера, не лукавил, не приукрашивал. Бил правдой, хотя она шокировала вот так сразу, с наскока. Не ждал, что ему улыбнутся и скажут: «Изуродованное лицо? Какие пустяки!» И это подкупало. Меня уж так точно. А поведение и поступки подкупали вдвойне. Я не могла без дрожи смотреть на его уродство, но оказалась вполне способна дать пинка этой дрожи, чтобы спокойно встретить его взгляд.