— Пять лет рудников. Но в качестве горного инженера. При условии героического труда — без поражения в правах. Ему кажется нравится экспериментировать с магическими свойствами драгоценных камней? Вот пусть и займется этим. И заодно улучшит их добычу на рудниках. Что касается вины рода Олмри перед моей семьей… Я требую, чтобы вы немедленно вернулись на пост министра финансов. Таков мой приговор.
Доставил меня домой Фредерик Тигверд лично. Радостным возгласом его величество поприветствовал Пашка — видно было, что после моего спасения сын привязался к императору. Рэм поклонился. И смущенно склонил голову Феликс.
— Как у вас хорошо, — прошептал повелитель империи.
— Оставайтесь на ужин, — предложила мама.
Я быстро поела, извинилась — и пошла спать. Ноги подкашивались, руки тряслись, даже на душ сил не было.
Только голова коснулась подушки — я исчезла. Все исчезло. Лишь запах горьких трав, свежей земли и тумана. Чем пахнет туман? Не знаю… Наверное, магией. Магией, что подарила мне жизнь. Мне и Пашке. Голос, который я не забуду никогда — пел… колыбельную. На незнакомом, но очень мелодичном языке — не имперском. Я увидела длинные пальцы, сжимающие прозрачный шар. Внутри него спал Рэм…
Герцогиня Реймсая пела колыбельную своему единственному сыну, и лицо ее светилось болью и нежностью…Я тихо стояла, стараясь не мешать. Последняя фраза стихла, герцогиня подняла на меня глаза.
— Миледи, — поприветствовала она, склонив голову. — Добрый вечер.
Я привычно поморщилась.
— Добрый. Но я — не миледи. Я не дочь лорда и не жена лорда.
— Почему это для вас так важно?
— Мои предки — пахали землю, добывали уголь. Лечили. Защищали родину. Но на скользком придворном паркете не отметился ни один. И я — только их потомок. И горжусь ими.
Герцогиня грустно улыбнулась, аккуратно поставила шар на изящную кованую подставку, под которой тлели травы, источая тот самый горьковатый аромат.
— Знаете, по гордости и благородству вы можете дать фору любому вельможе — что в герцогстве Реймском, что в империи Тигвердов.
— Тем не менее.
— И как мне вас называть?
— Вероникой.
— Зовите и вы меня по имени — Дарина.
— Очень приятно, — улыбнулась я.
— Вероника… вы не злитесь на меня? Я не чувствую гнева…
— Вы спасали своего ребенка. И я не могу осуждать вас. В подобной ситуации я бы, наверное, сделала то же самое.
— Да нет же! — герцогиня Реймская вскочила, перехваченные тонким ремешком волосы от резкого движения рассыпались по плечам, сверкнули медью. В карих глазах золотыми искорками отразилось пламя свечей, которыми была уставлена комната. — Я это сделала не для того, чтобы укрыть вас. Никто так и не смог понять, где вы — идея укрыться в Империи оправдала себя.