Большую часть дня я волновался о том, как бы не угодить обратно за решетку, ведь нет ничего хуже! Однако встреча с Брайаном добавила пару других, гораздо более жутких вариантов.
Я все равно должен остаться на свободе. Не стоит думать об ордах диких, обезумевших от наркоты убийц – есть дела и поважнее: не попасть в тюрьму, а лучше – отправить туда Андерсона.
Итак, я решил действовать самостоятельно. Сначала нужно найти доказательство… что там я хотел доказать?… Я зевнул и потянулся всем телом. Доказать… Да. Нужно доказать, что Роберт – педофил, а Андерсон подделывает улики. Кажется, я собирался поговорить с Винсом и попросить его о помощи… Снова зевок. И рассказать ему что-то про Андерсона. Ну, что он плохой. Старый добрый Винс. Старый злой Андерсон.
Я снова собрался зевнуть, в этот раз еще сильнее. На секунду мне показалось, что третий зевок разорвет меня пополам. Я попытался сдержать его… Прошло секунд десять, а потом…
Когда я открыл глаза, солнечный свет пробивался сквозь побитые плесенью занавески. Неожиданно наступило утро – назойливо яркое и веселое, как назло. Очень сложно оставаться угрюмым, когда солнышко улыбается тебе с безоблачного неба, а горлица поет свою песню. Я пытался; неподвижно лежал на кровати, решая, стоит ли вообще вставать. Казалось, коснись я ногами пола, нечто ужасное выскочит из шкафа и повалит меня на пол. Пол выглядел не слишком симпатично: желтый облезлый линолеум, который, судя по всему, положили еще в честь инаугурации Эйзенхауэра.
С другой стороны, если долго валяться на зефирном матрасе, рано или поздно меня настигнут другие чудища, так что выбор невелик. Так я в нерешительности и лежал на мягкой до неприличия кровати. Если не двигаться – почти удобно. Посреди ночи тело мое само собой изогнулось, так что колени теперь располагались до странности близко к голове. Не так уж плохо – почти как лежать в гамаке. (По крайней мере моряки не жалуются. Не сказать, чтоб я уж очень часто встречал моряков, но, будь гамаки такими неудобными, кто-нибудь бы обязательно проговорился.)
Я лежал как в воду опущенный, и в голове моей крутились мрачные сонные мысли. Я покряхтел и даже, можно сказать, надул губы. В конце концов тихий, но уверенный голосок из глубины моего сознания – назойливый шепот, так часто указывавший мне путь, краеугольный камень моего бытия, мой жизненный компас – обратился ко мне. Он никогда не ошибается, никогда меня не подводит… И сейчас он мягко, но настойчиво произнес: «Кушать».
«И снова он глаголет истину», – подумал я. Я и вправду проголодался. Причем ужасно. Если природа и лишила меня совести, то аппетитом наделила вдвойне. Именно он зачастую и движет мной. С неожиданной паникой я подскочил на месте, вспомнив, что вчера так и не поужинал. О чем я только думал? Так нельзя. Стыд и позор тебе, Декстер.