— Благодарствую, боярин, — ответил Петрило, удивляясь неожиданному повороту разговора.
— Стыдно мне, что мало ценил верность твою, никогда не интересовался жизнью твоей помимо службы боярской. А ты ведь не только служитель верный, ты еще и отец семейства. С тобой встречаюсь каждый день, а женку твою раз всего и видел, да и то случайно. Почто прячешь ее от меня? Али боишься, что отобью?
Дмитр засмеялся, выпил еще меду. Петрилу все больше удивлял непривычный разговор. Он хорошо знал, что боярин не охоч был до пустых бесед.
— И где же ты хоронишь ладушку свою? — весело спросил Дмитр.
— А что ее хоронить? Чай, не украдена, — в тон ответил Петрило.
Продолжая улыбаться, он почувствовал, как застарелая туга зазудела в душе неизбывным надоедливым комаром. Сникнув, нехотя добавил:
— Живет себе в доме отца своего Калины Сытинича.
Отношения с тестем были еще одной причиной того, что Петрило рвался на волю. С первых дней Калина Сытинич без всякой видимой причины невзлюбил зятя. Ничем не корил, ни за что не бранил, но Петрило шкурой чуял не утихающую неприязнь к себе, и это омрачало любовь его к Варваре.
— А ты, с нею живя, вроде как по чужим половицам ходишь, — догадался Дмитр.
— Обживусь немного — свой двор поставлю, — тускло вымолвил Петрило.
— Так что же ты молчал до сего дня? Разве ж в моих хоромах угла не найдется?
— Сюда, Дмитр Мирошкинич, я служить прихожу, а посему не хочу, чтобы бабы да ребятишки сопливые под ногами путались.
— Ох, не ценил, ох, не лелеял, — запричитал боярин. — Люблю, люблю тебя, Петрило, и ежели надумаю тебя на Каму отправить — ты уж не сомневайся! Позабочусь о близких твоих, пригрею, приголублю, будь спокоен!
— Благодарствую, боярин, да только Калина Сытинич не отпустит Варварушку со двора своего.
— Ну, время позднее, — спохватился Дмитр. — Давай-ка на посошок.
Они выпили еще меду.
— Любишь, наверно, женку свою? — ласково спросил Дмитр.
— Люблю, боярин, — искренне отвечал слегка захмелевший от меда, растревоженный необычным разговором Петрило.
— Вот и хорошо, вот и слава Богу, — удовлетворенно ворковал Дмитр Мирошкинич, провожая Петрилу до порога горницы.
Какого роду-племени? — спросил посадник, испытующе глядя на Светобора.
Светобор сдержал пронизывающий взгляд голубых глаз и без робости ответил:
— Отец мой Путило был милостником князя Романа Мстиславича.
— Тот самый Путило? — оживился Михайло Степанович. — Я тебя, молодец, встречал неодинова на дворе моем и всякий раз задумывался:
откуда лицо твое так мне знакомо? А ты, выходит, старинного моего товарища родной сын. С отцом твоим служили мы вместе князю Роману.