Прошло несколько дней, и нового пленника освободили его товарищи.
Они же вытолкали из клети Юмшана, и вскоре он оказался на берегу.
Увидев большие кожаные лодки, молодой княжич окончательно убедился, что имеет дело с новгородцами. Они идут в его землю, чтобы ограбить его народ. Это враги, которых он ненавидел с самого раннего детства.
Непобедимость этих врагов выучила его хитрости. Ненависть и хитрость роднили в голове его мысль, которой он поделился с отцом, и это стало началом тайной войны вогулов против чужаков. Когда в этой войне погиб отряд тархана Ямгурчи, многие гледенцы сложили головы в земле вогулов, а сам он, княжич Юмшан, оказался в русском полоне, ненависть его к неуязвимым новгородцам усилилась многократно. Их не брало ни оружие, ни хитрость, и мысль об этом, неотступно терзавшая вогульского княжича все долгое время гледенского затворничества, превращала его ненависть в бессильную неугасающую ярость.
И вот теперь эти люди освободили его из полона. Он оказался среди них, он сидел в одной из их больших кожаных лодок, и эта лодка стремительно неслась на нестройный ряд гледенских посудин. И уже закипел бой, и этот бой очень быстро увлек молодого княжича настолько, что он сам не заметил, когда и как в руках его оказался тугой лук. И стрелы, посланные тетивой этого лука, полетели в неприятеля, встрепенулся, ожил и окреп долго дремавший воинский пыл, сладкий холодок восторга охватил притомившуюся в неволе душу:
Прошло несколько дней, давно закончился этот бой, давно скрылся из вида догорающий Гледен, ушкуи взбирались уже вверх по Вычегде, и не так далеко оставалось до главной вогульской крепости, а Юмшан все еще помнил этот восторг, это упоение битвой, этот сладостно-жуткий безудержный бег взбудораженной души по самому краешку бездонной пропасти. Временами волнующие эти воспоминания омрачались вспышками застарелой нелюбви к новгородцам, но тут же являлась к нему мысль о том, что именно эти чужаки освободили его из полона, умело и споро расправились с его обидчиками, попутно преподав ему незабываемый урок воинского ремесла, возведенного до вершин искусства. Теперь он понимал мудрое спокойствие своего отца, безропотно отдававшего новгородцам вогульское серебро — они брали свою добычу по праву сильного. Теперь он понимал и спокойную уверенность чужаков — они свято верили в свое право взять эту добычу, и остановить их не могли ни вогульские богатыри-урты, ни заклинания шамана Кынчи, ни гнев великого Нуми-Торума, ни гледенцы, ни гром, ни молния, ни всемирный потоп.