— Приобщи к делу.
— Есть! Нашел! — крикнул Платонов. — Муравьев!
Игорь вышел в другую комнату. Оперативники возились у плинтуса подоконника.
— Я смотрю, — возбужденно говорил Платонов, — вроде все плинтусы нормальные, а в этом какая-то шляпка торчит. Почистил, нажал, вроде винт. Вывинтил, плинтус-то поддается.
— Погоди, не снимай, позовите понятых и следователя.
Под подоконником, в глубоком тайнике, были найдены пачки денег, желтый металл, похожий на золото, и двенадцать коробок с ампулами морфия.
Обыск окончился. Вещдоки запаковали и отправили на Петровку. Протоколы были составлены, понятые расписались. Но Муравьев все же не уходил, что-то еще задерживало его в этой квартире. Вот только что, он никак не мог понять. Еще раз осмотрел комнаты, кухню, туалет. Смущало, что в квартире не было найдено ни одной записной книжки, ни одной бумажки с номерами телефонов. И вообще никаких бумаг не было. Кто-то унес все. Письма, блокноты, записки. Тот самый бумажный мусор, который подчас оказывает следствию неоценимую услугу. Игорю так и осталось непонятным, где же покойный хранил свой архив и деловые бумаги. Ну, насчет телефонов дело вполне объяснимое. Он и сам не пользовался книжкой, держал в памяти десятки телефонов и адресов. Видимо, бумаги покойного тоже забрали. Унесли в том самом чемодане, вместе с костюмами и кожаным пальто.
— Послушай, Платонов, когда этот парень ворвался в квартиру?
— Около девяти.
— Его должны были видеть. Кто-то обязательно его видел.
— А зачем нам это?
— А если он был не один?
— Погоди, Муравьев, погоди. Егоров! — крикнул Платонов оперуполномоченному. — Позови Климову.
Дворничиха пришла минут через пять.
— Звали?
— Звали. Да ты садись. Вот подумай, кто около девяти утра мог быть в переулке?
— Да кто же его знает, начальник, я же не гадалка.
— Как продавщицу из керосиновой лавки зовут? — спросил Платонов.
— Вера Симакова.
— Она во сколько открывает?
— В девять.
— А приходит-то раньше.
— Твоя правда, товарищ начальник, вот что образованность-то значит...
— Вы проводите нашего сотрудника к этой Вере, — вмешался Муравьев, только скоренько, ладно?
Над переулком повисли голубые сумерки. Небо было чистым, и первые неяркие звезды, словно лампочки, зажженные вполнакала, висели низко над крышами домов. Снег завалил старенькие особняки до наличников окон, деревянные колонны у входа, покрытые инеем, серебрились и казались частью сугробов.
Сергей после пропахшей газом квартиры с наслаждением вдохнул морозный воздух. Вдохнул так глубоко, что у него защипало в носу, будто он залпом выпил стакан боржоми.