– То, что всегда делаем, когда умирает слон. Ветеринар сегодня утром уже взял образцы для заключения.
В моих ушах зашумела кровь.
– Вы разлучили скорбящую мать и ее детеныша?
– Три дня прошло, – ответила Невви. – Для нее же лучше. Я была рядом со слонихами, которые видели, как страдают их детеныши, и горе ломало их. Так произошло с Уимпи, и, если ничего не сделать, история повторится. Такую участь ты уготовила Море?
– Я хочу одного: чтобы Мора сама приняла решение, когда настанет время отпустить боль! – закричала я. – Я думала, в этом и заключается философия заповедника. – Я повернулась к Гидеону, который перестал рыть могилу и неловко топтался в стороне. – Вы Томаса спросили?
– Да, – дернув подбородком, ответила Невви. – Он ответил, что я лучше знаю, что делать.
– Ты понятия не имеешь, как матери скорбят о своих детях, – заявила я. – Это не милосердно. Это жестоко.
– Сделанного не воротишь, – возразила Невви. – Чем скорее убрать тушу слоненка с глаз Моры, тем быстрее она забудет то, что произошло.
– Она никогда этого не забудет, – пообещала я. – И я тоже.
Чуть позже проснулся и Томас – подавленный, прежний Томас. Он задал Невви хорошую головомойку за то, что она сама стала принимать решения, искусно сняв с себя ответственность за то, что дал ей на это разрешение, находясь в невменяемом состоянии. Он рыдал, извинялся передо мной, перед Дженной за то, что его черт попутал. Обиженная Невви не появлялась до самого вечера. Мы с Гидеоном убрали с туши слоненка ремни и цепи, но с поддона снимать его не стали. Как только я отключила ток, Мора разорвала заграждение, будто соломинку сломала, и бросилась к сыну. Гладила слоненка хоботом, касалась задними ногами… Еще минут сорок пять она стояла рядом с ним, а потом медленно побрела в березовый лес.
Я подождала десять минут, прислушиваясь, не вернется ли Мора. Но слониха не возвращалась.
– Теперь можно, – сказала я.
Гидеон забрался на экскаватор, и ковш вгрызся в землю под дубом, где любила отдыхать Мора. Я пристегнула ремнями тушу слоненка к поддону, чтобы потом, когда яма будет достаточно глубокой, опустить его туда. Взяла лопату, которую принес Гидеон, и стала закидывать тушу землей – капля в море по сравнению с ковшами земли, что экскаватором сыпал Гидеон.
К тому времени, когда я пригладила сверху на могилке жирную землю цвета кофейной гущи, волосы мои растрепались, подмышки и спина вспотели. Мне было больно, силы закончились, и чувства, которые я последние пять часов тщательно сдерживала, внезапно нахлынули на меня, сбивая с ног. Я упала на колени и зарыдала.