Из прострации меня вывело громко произнесенное слово «колдун». Я оглянулась. Плюгавенький мужичонка с неприятным пронырливым взглядом срывающимся от возбуждения тенорком рассказывал очередную потрясающую воображение историю.
- И превратил всю команду, - он сделал трагическую паузу, в жаб. Огромных, бородавчатых, склизких, буро-зеленых тварей. А корабль разнес по щепочкам, и каждую из них спалил в демонском огне, чтобы никто из живущих не смог больше ступить на его землю. А вдобавок колдун закрыл свой остров магической завесой, и теперь уже никто и никогда не найдет клад старого Тансенда.
Мужичок замолк, с надеждой оглядывая собеседников и собутыльников. Но никто не спешил высказывать слова одобрения или хлопать его по плечу, благодаря за интересную байку. Наконец, крупный верзила с окладистой бородой и абсолютно лысой головой скептически пробасил:
- Гхырню ты несешь, Прон. Сам посуди, ежели колдун всю команду превратил в жаб, а на острове больше никого не было, то как об этом узнали? Лучше послушай, что со мной приключилось. Лет этак пять назад, а может, и больше… Ходил я тогда на «Черном стриже» под началом одноухого Карреля.
- Подожди, - засомневался кто-то. – «Стриж» же разбился давным-давно!
- Ну так я про это и говорю, - уверенно заявил бородач. – Огибали мы Китовый мыс. Помню еще – море спокойное, солнышко светит, ветерок дует, «Стриж», словно птичка, вперед летит… Как вдруг – песня. И такая, мать ее таргейна, красивая – заслушаешься. Рулевой сам судно в ту сторону повернул, парни на весла сели, чтобы поскорей, дохлый осьминог им в гатту, до источника доплыть. А песня все громче, все завлекательнее… Уже ни солнца, ни ветра не замечаешь, лишь бы поскорей до девицы добраться, что поет нам посередь Мельтийского моря. И никто, ни одноухий Каррель, ни корабельный маг, пусть его на том свете вечно крабы по кусочкам объедают, не почуял неладное.
- Сирены, - догадался кто-то.
- Они самые, - со злостью подтвердил верзила. – Гхыровы твари, чтоб их всех скам пожрал! Вся команда на рифах осталась, вся, до единого человека. И одноухий Каррель, и маг корабельный, хотя вот уж кого не жалко, морского ежа ему в глотку…
- А как же ты сам жив остался? - язвительно поинтересовался обделенный всеобщим вниманием Прон. – если вся команда полегла на рифах?
- Потому как не слышал я песни гибельной, - важно поднял бородач палец. – В трюме я сидел, с бочонком эля в обнимку. И так с этим бочонком на волнах и закачался, когда корабль разбился. А поскольку пьяный был до беспамятства – то и плевать себе хотел на завывания хвостатых бестий. И провел в море пять дней, держась за бочонок и питаясь из него элем.