– Ну, Сэмён, что скажешь теперь? – с хитрой улыбкой, покачивая головой, спросил Ковпак. – Хочу услышать твое комиссарское слово. Как все сказанное товарищем майором ОСНАЗа сообразуется с политикой нашей партии?
– Хорошо сообразуется, – сказал Руднев, подняв с земли свою фуражку и вытряхнув из нее нападавшую сверху хвою, – даже очень хорошо. Немец – противник очень серьезный, но бить его вполне можно, это мы и сами знаем. Контрнаступление под Москвой, освобождение Крыма, разгром немцев на юге, освобождение Пскова, Риги и Таллина, снятие блокады с Ленинграда – все это показало, что фрицам теперь скоро придет конец. А раз так, то наше с тобой дело, Сидор Артемьевич, в точности исполнять все приказы Верховного Главнокомандования, а также указания партии и правительства. А тем, кто из нас больше любит советскую власть, мы будем считаться после Победы. Если, конечно, доживем.
– Обязательно доживем, – убежденно сказал Бесоев, – ну не можем мы не дожить до Победы, не имеем на то права. Я как раз ведь сюда и прибыл для того, чтобы помочь вам обучить людей таким образом, чтоб потери вашей бригады в боях были как можно меньше, а вражеские, наоборот, как можно больше. Как говорил товарищ Ленин: «Наш лозунг должен быть один – учиться военному делу настоящим образом». Впереди и у нас и у вас еще много-много серьезных дел, и нынешняя операция – это лишь только их начало.
– Вот, Сидор Артемьевич, – сказал Руднев, – вот тебе и ответ на твой вопрос. Так ли нам важно, кто этот человек и откуда, если об этом знает сам товарищ Сталин, а сам он бьет гитлеровцев так, что любо-дорого смотреть. Надо будет сказать бойцам, чтобы не интересовались этим вопросом, ибо чревато.
– Но все равно болтать будут разное, – меланхолически заметил Базыма, – пожалуй, прямой запрет только разбудит в людях любопытство.
– Пусть болтают, – сказал Бесоев, – самый надежный способ спрятать иголку это навалить поверх нее стог сена. Чем больше разных вздорных слухов, тем лучше.
– И это тоже верно, – сказал Руднев, поднимаясь со ствола поваленного дерева. – Ну что, товарищи командиры, пора уже и вечерять, а то скоро снова гости прилетят, и опять будет некогда поесть. Кулеш у кашеваров, наверное, уже упрел.
– Хай так и будэ, – сказал Ковпак, кряхтя и держась за спину, поднимаясь на ноги с пенька, на котором сидел. – Наше дело – лупить фрицев так, чтобы забыли, в какой стороне света их неметчина.
29 апреля 1942 года, 04:15. Аэродром ЛИИ ВВС в Кратово
До рассвета оставалось еще несколько часов, но первые голосистые петухи уже разнесли всем окрест благую весть о том, что утро уже близко. Гвардии майор Эндель Пусэп не чувствовал утренней сырости и прохлады. Он был обмундирован в теплый меховой летный комбинезон и унты для дальнего полета на больших высотах. Кабина советского дальнего бомбардировщика Пе-8 еще не была герметична, и на больших высотах экипаж в полной мере ощущал все прелести пониженного давления, кислородного голодания и сорокаградусного мороза.