– Отец со временем смирился с тем, что семья уже не будет прежней. И тогда он купил красный «додж дарт джи-ти-эс» шестьдесят восьмого года с двигателем «383 магнум». Каждую свободную минуту мы возились с этой машиной. Она была красавица. Когда мы закончили, отец продал ее и купил серо-зеленый «роуд раннер» шестьдесят девятого. Ремонт старых машин нас успокаивал. Своего рода дешевая психотерапия. Не знаю, что бы я делал, если б не папа.
– Наверное, тебе… тяжело видеть маму всякий раз, когда ты хочешь навестить его.
– Да, наши встречи и так не были бы легкими, а из-за маминых упреков они становятся еще тяжелее. Я вижу обвинение в каждом ее взгляде, каждом вздохе, каждом глотке спиртного. Поездки домой для меня почти нестерпимы, поэтому чаще всего я избегаю их всеми правдами и неправдами. – (Эйвери прикрыла рот рукой и покачала головой.) – Я засранец. Мне следовало больше тебе рассказать, прежде чем мы сюда поехали. – Я чуть улыбнулся: – Но ты права: надо знать, с кем связалась.
Она тряхнула головой:
– Дело не в этом. Я просто подумала… Может, если я с ними познакомлюсь… у нас все сложится лучше? Глупо, понимаю.
С каждым словом она волновалась все больше и больше. Я посмотрел на нее: щеки порозовели, в глазах стояли слезы. Я жаловался ей на родителей, зная, что своих она потеряла.
– Боже, Эйвери, ну я и осел!
Я взял ее руку, поднес к губам и поцеловал пальчики.
– Да нет, все нормально.
– Ты хочешь…
– Поговорить об этом?
Она понимающе на меня посмотрела, приподняв одну бровь. Черт, кажется, я начинал кое-что у нее перенимать.
– Нет, я просто нервничаю. Пожалуйста, знай: я не намеренно веду себя с тобой по-свински. Если б для меня это не было важно, я бы так не дергался.
Покачав головой, я сжал ее руку и почувствовал ответное пожатие.
– Предполагается, мы должны друг другу доверять.
Я взглянул на нее, и мои плечи расслабились.
– Хорошо. Решено.
Эйвери просияла. Я нажал на газ.
* * *
– Я не была уверена, что вы действительно приедете, – сказала мама, когда мы вошли в гостиную.
Нервничала она, очевидно, не меньше моего. В воздухе вокруг нее витал аромат бурбона. В комнате ничего не изменилось. Краска на стенах, ковер на полу, мебель – все прежнее.
– Мама, это Эйвери. Эйвери, это Мэри, моя мама.
Мама улыбнулась и притиснула Эйвери к себе.
– Какая ты хорошенькая! – сказала она, отстраняясь и оглядывая ее.
То, что «друг», которого я привез, женского пола, очевидно, оказалось для моей матери неожиданностью. Я мог бы заранее рассказать о своей девушке, но после аварии мы не созванивались.
– Рада с вами познакомиться. – Голос Эйвери дрогнул, хотя она продолжала улыбаться.