На самом деле всё можно было устроить. И влюбить её в себя – воздействие второго уровня, уж как-нибудь выпросил бы у дядюшки… и лазаретного служителя Митю вывести из игры, причём безо всякой магии, и отец Георгий благословил бы дочь выйти замуж за «озорного барина» – тут воздействие четвёртого уровня, своими запасами обошёлся бы. Всё было решаемо… и я ничего не стал делать. Опять они, химеры разума! Опять это непонятно откуда взявшееся знание, что так – нельзя. Что если так – то сломаю последнее. А что последнее? Сам не понимал.
– То есть как насчёт чего? – удивился моей непонятливости Алёшка. – Насчёт упыря! Что делать-то будем?
Ох, ещё и это… Дорого бы я дал за то, что услышанное часом ранее, за ужином в общей зале, оказалось бы страшными селянскими сказками. Поручик Полынский двумя годами ранее именно так бы и решил. Но Иной Полынский себе такой роскоши позволить не может.
Там, внизу, в общей зале, царила полутьма, разжиженная несколькими масляными плошками. Для кого их, плошки, зажигали, даже непонятно. Из-за поста выпивающих почти и не было, а просто похлебать горячего – местным это дома сподручнее. И пожилой костистый дядька Филипп, содержатель постоялого двора, стосковавшийся, видать, по людскому обществу, степенно разъяснял мне, наивному молодому барину, в какие нехорошие места привела его судьба.
Нехорошими, впрочем, места сделались недавно – до декабря всё тут было просто замечательно. Барин Поликарп Семёнович проживал себе в Петербурге, управляющий Онисим не лютовал, на барщину не гонял, оброк взимал божеский. Год выдался урожайный, разбойники не шалили, хотя торговый тракт – место для таковых вкусное. Казалось бы, сельская идиллия.
Только вот после Введения стали в Пустошке погибать люди. Причём почти всегда – у себя же дома. Целыми семьями – от стариков до младенцев. Обнаруживали их соседи, смущённые странной тишиной. Стучали, кричали, потом всем миром выбивали засовы ворот, ломали двери. И находили мертвецов. Бледных до синевы, без каких-либо ран… ну, не считать же ранами две маленькие точки у горла или основания шеи.
Естественно, селяне сообразили что к чему и приняли меры. Перво-наперво отслужили молебен. Затем поставили в известность капитан-исправника. Его превосходительство приехал, покрутил ус, откушал в доме у старосты, выругал мужиков за дремучесть и объявил, что вот только упырей ловить ему, образованному человеку, и не хватало. Причину же смертей видит он в неком поветрии, навроде морового, и в сём деле надлежит разбираться лекарям. В селе же потому следует ввести карантин, постоялый двор закрыть, дабы проезжающие не имели возможности переносить заразу. Скотину же всю надлежит проверить на язву и при малейшем подозрении забивать. Для осуществления всего того придётся направить сюда из Устюжны воинскую команду, квартировать которая будет в крестьянских же домах. Впрочем, есть ещё одно предположение – что смерти сии произошли от причин естественных, ибо жизнь человеческая в руце Божией и каждому отмерен свой срок. А мужикам предлагалось выбрать наиболее приятную им версию.