— И что за японец? — вновь спросил Петр.
— А то тебе лучше знать, — отмахнулся Андрей. — Все, помолчи, спать хочется.
Похоже, Заболотный установил в санях бак для воды большего объема и увеличил дровяной бункер. Ничем иным запас хода на несколько часов Петр объяснить не мог. Первая остановка для заправки случилась, когда солнце уже поднялось на небосвод. По ощущениям, часов восемь.
— Андрей. Остап. Выньте его. Незачем товар портить.
— Сделаем, Захар Силантьевич.
Петра вновь подхватили на руки и вынесли на берег, поросший травой. Еще немного, и подручные купца довольно ловко избавили его от пут. Впрочем, он даже не почувствовал, что больше не связан, хотя и видел, как бывшие каторжане разом отошли от него с веревками в руках. Андрей тут же вынул из наплечной кобуры браунинг и взял Петра на прицел. А ведь браунинг и кобура его, Петра. Надо же, перестраховывался-перестраховывался, а воспользоваться так и не успел.
Хм. Да бог бы с ним, с пистолетом. Петр попробовал пошевелиться, и у него ничего не получилось. Твою налево! Вот уж что точно не входило в его планы, так это переход в разряд инвалидов. Не то чтобы это было трагедией в свете предстоящего. Но ведь человек такая зараза, что, пока живет, надеется. А о какой надежде может идти речь, когда он ни ногой, ни рукой пошевелить не может? Ага! Вот! Есть! Шевельнул немного рукой! И ногой получилось!
— Айу-у-уйу-ы-ы-ы!
— Ну слава тебе господи. — Купец даже перекрестился, глядя на корчащегося от боли Петра. — Я уж грешным делом подумал, что перестарались, бестолочи. К чему было так вязать-то?
— Так ведь сам знаешь, Захар Силантьевич, уж больно шустрый, сучий сын, — пожат плечами Андрей.
— А вас чего же, в дровах нашли, что ли? Не присмотрите за одним связанным?
— Спокойнее так.
— Спокойнее ему. А ну как господин Такахаси взбрыкнет? Кто их, узкоглазых обезьян, знает, как там у них с этой местью? Сказано, пять тысяч за невредимого, а не за потресканного.
Несмотря на то что Петра корежило от боли, он все же слышал весь этот разговор, хотя и не мог пока ничего ответить. Его начало отпускать только минут через двадцать. Руки и ноги все еще покалывало и они горели от восстановившегося кровотока, но острая боль уже отступила на второй план. Петр смог сесть и начал массировать затекшие части.
— Захар Силантьевич, так ты что же, из-за пяти тысяч затеялся? — наконец почувствовав в себе силы, подал голос Петр.
— Заговорил? Ожил, стало быть. Нет, не надо, пусть еще малость посидит, — остановил купец дернувшегося было Остапа.
— Так как, Захар Силантьевич? Даю десять тысяч.