— Вы можете сопровождать нас и присутствовать при ее приготовлениях, если вы не доверяете мне, — он выгнул одну из своих изысканных, ухоженных бровей, в которых сияли перламутровые камни, одаривая стражников оценивающим взглядом, в котором плясали лазурь океана и медная кровь солнца, отраженная на гребне восходящей волны, и белизна крыльев иволги, рассекающих прозрачные валы морские.
— Однако же, мои действия продиктованы лишь привнесениям дальнейшего благоденствия нашему господину, как и всему красному дому и его обитателям, — мягко говорил он, словно голосом ублажал белоснежного тигра, чей жестокий рев прорезал праздную тишину, чьи когти врезались в вишневый гранит.
— И все же, я оставляю вам право выбора — вы можете быть свободны от нынешних хлопот, или же последовать за мной и моими прислужницами. Голос его тек, как медовая река, такая же плавная и нежная, как теплая струя ветра, что возносит лепестки жасмина к ночному небу.
Уверенность и стойкость ее пленителя блекла, она ощущала это в колыхании воздуха, в задержанном глотке воздуха и напряжении стальных мускулов его тела, его широкоскулое недавно багровевшее от гнева побледнело, и веки дрогнули, а челюсть окоченела. Человек изогнул порезанные белесо-седыми шрамами брови, и, повернувшись на темных каблуках, проследовал вдоль холла, чьи полы затоплялись чистой водой. Его сандалии звонко ударялись о кромку воды, посылая рябь во все направления, и дребезжание водного хлада, достигло и ее кожи, прикасаясь к обрезанным кончикам грязных волос, делая их темнее, словно окрашивая смолой. Айвен продолжала лежать на белых плитах, ощущая прикосновение к оголенной плоти солнечного света, не решаясь закрывать глаз. Страх покинул ее, оставив после себя опустошение. Соленый привкус крови блуждал во рту вместе с едким налетом тухлости и гнили, словно на кончике языка собралась вся мерзость человеческого существа.
К ней прикоснулись. То были мужские ладони, невероятно мягкие и теплые. Кончики пальцев провели прямую, едва ощутимую линию вдоль позвоночника, и искры жара пронеслись по хребту, и если бы она совсем не потерялась в ощущениях, то дрожь бы окаймила в буйственным трепете тело.
— Кожа просто великолепна, — произнес мужчина, нагибаясь, и она смогла ощутить легкий аромат свежего нарцисса, исходящего от него, и чуть приоткрыла губы, чтобы вздохнуть в легкие сладковатое благоухание.
— Лебеди мои, подойдите ко мне, — прошептал он, призывая к себе прекраснейших из дев, преисполненных воздушной легкости и грации природной, как хрустальные потоки водопада, и женщины окружили его. Золотые пояса стекали с их очерченных и тонких талий, капли бриллиантов дождем опадали на длинные волосы — темные и каштановые, огненно-рыжие и злато-карие. Стройные и прекрасные, как дикие лани, как горлицы и соколы в своих белоснежных и красных платьях, что развивались длинными мантиями над ними — и злато, и платина украшали их обнаженные ключицы и плечи. То были сапфировые зимородки и янтарные, краснокрылые малюры из цельных рубинов, их тонкие кисти рук и изящные стопы покрывали алмазные цветочные лозы.