Я удивилась, обнаружив в домике Алисы книги. Омегам не разрешалось посещать школу, поэтому большинство не умело читать. Но в сундуке вместе с монетами лежали две тетради с рукописными рецептами и одна – с песнями. Некоторые песни были мне знакомы, еще в деревне я слышала, как их пели барды. Нам, как неразделенным близнецам, тоже не разрешалось ходить в школу, поэтому мы занимались чтением украдкой. Иногда нас учила мама, но чаще мы сами по себе царапали буквы на глинистом берегу реки или в пыли на заднем дворе. Позже у нас появились книги, но совсем мало. Например, букварь с картинками, который папа сохранил еще со своего детства. В деревенском клубе хранилась книга, в которой подробно описывалась история нашего края, перечислялись местные Советники и законы, за которыми они следили. Даже в нашей вполне зажиточной деревне книги считались большой редкостью: умение читать служило для того, чтобы разобраться в инструкциях на пакете с семенами, купленном на рынке, или чтобы заглянуть в записи Деревенской книги, где значились имена двух бродячих Омег, пойманных и избитых за кражу овцы. В поселении мало кто умел читать, и еще меньше тех, кто признался бы в этом. Для Омег книги являлись недозволенной роскошью.
Я никому не сказала о книгах Алисы, но читала и перечитывала их раз за разом так, что страницы стали отрываться от корешка, когда их перелистывала, словно у книг настала вечная осень.
Вечерами, закончив работу в поле, я возвращалась домой и проводила целые часы на кухне Алисы, осваивая ее краткие советы о том, как добавлять розмарин в хлеб или как быстрее всего очистить чеснок. Когда я впервые воспользовалась ее рецептом и научилась давить чеснок плоской стороной ножа так, что зубчик выскакивал из шелухи как конфетка из обертки, почувствовала душевную близость с Алисой, какой не возникло ни с кем другим в поселении.
В эти тихие вечера я часто думала о маме и Заке. Сначала мама писала мне несколько раз в году. Ее письма доставляли торговцы-Альфы, которые даже не спешивались, проезжая мимо поселения, и просто швыряли письма из своих седельных сумок. Спустя два года после того, как я стала жить в поселении, она написала, что Зак подрабатывает в Совете, в Виндхэме. Весь следующий год до меня доходили вести: Зак устроился на хорошую службу. Он стал более влиятельным. А спустя еще пару лет мама написала, что руководитель Зака умер и теперь мой брат занял его пост. Нам исполнилось всего по восемнадцать, но многие Советники начинали свою карьеру с юных лет. Впрочем, они и умирали молодыми – о соперничестве и подковёрных играх внутри Совета ходили легенды.