– Ты? Прослезился? – переспросил Мерик. Невозможно было представить слезы на этом сморщенном лице, как невозможно было представить, что мертвые дубы и сосны в лесу опять зеленеют.
Йорис в ответ поднял свою трехпалую руку и произнес:
– Клянусь Коралловым престолом, ваше высочество, я прослезился и рыдал долго, как младенец. И еще клянусь, с вами будет то же самое, как только мы дойдем.
Мерик усмехнулся, но в эту же секунду улыбка сошла с губ Йориса, и он вдруг озабоченно спросил:
– Скажите, как здоровье короля? До нас новости доходят редко, но прошел слух, что ему стало хуже.
– Пока без изменений, – кратко ответил Мерик. Тем более что это было правдой: король все так же не откликался на зов Хермина и, возможно, наградил Хайета за бунт и пиратство.
Мерик снял плащ и вытер внезапно выступивший пот. Духота вдруг стала невыносимой. Почему он не оставил чертов плащ на «Яне»? Солнце, отражаясь от любовно отполированной позолоты его адмиральских пуговиц, слепило и раздражало, как самодовольная ухмылка Хайета. Принц крепче сжал плащ мокрыми пальцами. Хотелось кому-то врезать – по наглой роже Хайета, или Дэа, или Бэрна… Сейчас подошла бы даже физиономия старика Себера. И не просто врезать – разбить. Расквасить.
Но Мерик был выше этого. Во всяком случае, уже много лет. Что бы ни ждало его в Ловатце, нельзя было поддаваться ярости. Переживания можно отложить на потом.
Йорис и Мерик свернули на тропинку, огибавшую ствол сухого кипариса, гремевшего ветвями на ветру. Мерик сделал глубокий вдох, затем глубокий выдох, вдох, выдох – и с каждым выдохом избавлялся от ярости, сосредоточив все внимание на песке и камнях под ногами.
Тропинка пошла в гору. Мертвый лес сменился таким же мертвым склоном, совершенно лысым и через некоторое время настолько крутым, что у Мерика спустя десять шагов заболели икры, а сапоги начали скользить по каменной крошке. Мерик остановился, чтобы перевести дух и посмотреть, поспевают ли женщины. Ноэль, Иврена и Сафия еще только огибали кипарис.
Он встретился с Сафией взглядом. Приоткрыв губы, она подняла руку и слегка помахала ему. Мерик сделал вид, что не заметил этого, и быстро перевел взгляд на Ноэль. Она по-прежнему шла, упрямо выпятив нижнюю челюсть и твердо глядя перед собой. Ее сосредоточенное лицо лоснилось от пота, а черное платье прилипло к телу. Мерик подумал, что она опасно близка к тепловому удару.
Наконец он посмотрел на Иврену. Как и Мерик, она сняла плащ и несла его в руке. Вряд ли монастырский устав такое одобрял, но кого волнует устав в такую жару?