— Да, — говорю я, затаив дыхание. — У тебя большие ноги, — выдаю я ему, вытягивая свои ноги в другую сторону.
— Что ж, тогда мне нет необходимости сообщать тебе, что говорят о мужчине большие ноги, ведь ты уже и так знаешь правду, — он делает акцент на каждом слове, как если бы мне было нужно внимательно вслушаться, чтобы уловить тонкий намек в его словах.
— Да, Джегз, это значит, что у тебя действительно чертовски большой рот, — говорит Кэли. — Можем ли мы добраться домой, не обсуждая каждые три секунды размер твоего члена? Это действительно помогло бы мне удержать выпивку там, где ей стоит быть. Прожигая отверстие в моем желудке.
— Как пожелаешь, Кэли. Я не буду говорить о размере и габаритах моего невероятного, многоопытного, реально огромного члена.
— Мы можем прекратить членкаться хоть на несколько минут? И, может, хоть ненадолго, перестанете спорить?
— Ты только что сказала «членкаться»? — спрашивает Кэли.
— Нет? Я сказала разговаривать.
— Нет, ты сказала «членкаться», — бубнит, возражая, Джегз. (Прим. В данном случае игра созвучных слов: cocking-talking)
— Вы двое сговорились, что ли? — противлюсь я.
— Ты сказала «член», — смеясь, заявляет Кэли.
Она смеется. Я не помню, когда последний раз она смеялась.
ДЖЕГЗ
Хорошие парни кончают последними. Или не все. Саша отрубилась в такси, и это ооочень круто. По крайней мере, я знаю, что прямо сейчас она не отключилась на члене какого-то случайного парня. Кэли вываливается из машины и машет мне.
— Сегодня ты заботишься о мисс Пигги, — невнятно говорит она.
Мисс Пигги? Мне нужно спросить об этом утром. Я сгребаю руками тело Саши и вытаскиваю ее из машины.
— Спасибо, мужик, — говорю я водителю.
— Приятно узнать, где вы теперь живете, — говорит он.
Что?
Я понимаю, что немного не в себе, но он определенно только что сказал это.
— Что ты хочешь этим сказать? — спрашиваю я чувака, засунув голову в открытое окно с пассажирской стороны. Здесь непроглядная темень, и фары мне не сильно помогают разглядеть что-то внутри. Единственный источник, освещающий лицо парня — это зеленые кнопки радио.
— Когда она проснется, скажи ей, что я надеюсь, у нее все хорошо.
Голос настораживает, и, хотя наш разговор длится меньше тридцати секунд, я узнаю его. Этот голос не из тех, который можно забыть.
— Я без проблем прикончу тебя, если еще раз приблизишься к Саше или к любому из тех, кто живет в этом доме. Ты понял меня? — рычу я сквозь стиснутые зубы. Этот осел хохочет надо мной, будто я сказал что-то смешное. Это не смешно. Это серьезнее, чем сердечный приступ.