— Думаю, что злиться. Он думает, что я трус, раз плакал. Я старался не плакать, но ничего не мог с этим поделать, — слезы опять накатывают на глаза, и я опять предпринимаю усилия, чтобы они не пролились.
— Ты не трус, а моя маленькая звезда. Ты храбрее, чем большинство людей, которых я знаю.
— Правда?
— Абсолютная правда.
— Но папа так не думает.
— Папа очень любит тебя и хочет, чтобы ты тоже был великим бойцом, как и он, но иногда он просто не может себя контролировать. Он становится сам на себя не похож. Это стало происходить после несчастного случая, который так отразился на нем. Помнишь, я рассказывала тебе.
— Да, помню.
— Когда-нибудь ему станет лучше. Вот увидишь, — говорит она.
— Надеюсь.
— Я знаю, что так и будет, — с жаром отвечает она.
— Прости, что он обидел тебя. Это все из-за меня.
— Он не обидел и здесь нет твоей вины. Никогда не говори так, — мама мягко улыбается.
Я киваю.
— Мама…
— Да, любовь моя.
— Может, мне еще не стоит тренироваться. Возможно, стоит подождать, пока папе не станет лучше?
Слезы заполняют ее глаза.
— Прости, дорогой, но ты должен будешь тренироваться. Ты — настоящий мужчина. Папа будет ждать тренировок. Но они будут только раз в неделю, может два, и будут гораздо лучше. Я обещаю.
Она ласково дотрагивается до моих ребер, я задыхаюсь от страшной боли.
Она быстро убирает свою руку.
— Неужели я причинила тебе боль, lyubov moya?
Я отрицательно качаю головой.
— Нет, мама, ты никогда не причинишь мне боли.
Мама сжимает губы вместе и смотрит на меня с грустью, мне хочется обернуть ее в вату и спрятать в каком-нибудь месте, где никто никогда не сможет найти.
— Давай мы вместе сыграем на пианино, — вздыхает она.
Медленно, с трудом и очень медленно, поскольку у меня все ужасно болит, я поднимаюсь с кровати, мы вместе поднимаемся. Она протягивает мне руку, я кладу свою. Мне даже трудно сделать вдох полной грудью. Мы идем на выход из комнаты, и я обращаю внимание, что она хромает.
Я останавливаюсь и с тревогой смотрю на нее.
— У тебя что-то с ногой?
— Нет, lybo moya. Ноги совсем обленились, видно еще не проснулись. У меня ничего не болит.
— У меня тоже, мама. У меня тоже ничего не болит.
Мы вместе садимся за рояль, мама поворачивает ко мне голову.
— Что будем играть?
— Ты выбирай.
— Давай, сыграем что-нибудь веселое?
— Да, давай.
— Как насчет «Весенний Вальс» Шопена? — с радостью предлагает она.
— Хорошая вещь.
— Готов?
— Да.
Мы начинаем играть, и музыка наполняет воздух и своими вибрациями проходится по всему телу. Музыка такая красивая, что слезы катятся у меня по щекам. В этот раз мама не плачет. Потом мы продолжаем играть веселые пьесы и плачем, бесконечно плачем. Мы позволяем себе плакать, потому что музыка объединяет меня и маму своей красотой. Музыка очень красивая. Так мы позволяем себе высказать друг другу то, что не в состоянии сказать наши губы.