И он стал ходить в изостудию. Увлекся и не пропускал занятий. Как-то и я заглянул туда. Небольшие комнаты заставлены подрамниками, бюстами, кувшинами, вазами… Сосредоточенные мальчишки и девчонки у мольбертов. И славный преподаватель — молодой парень, понимающий душу ребячью.
Однажды вечером я спросил у Максима, нравится ли ему в студии.
— Да, папа. Знаешь, ребята там… не как на улице…
ПЕРВАЯ НАГРАДА
Пришло лето. Отправил я Максима с матерью в Коктебель.
Как-то вечером раздался телефонный звонок. В трубке незнакомый мужской голос:
— Придите за Почетной грамотой.
Я в недоумении. Меня никто не награждал. На другом конце провода почувствовали мое замешательство.
— Максим — ваш сын? Так вот он награжден грамотой Дома пионеров.
Пошел в Дом пионеров — он неподалеку. Вручили мне небольшую голубую папку с профилем Ильича. Раскрыл. «Тушинский Дом пионеров награждает Шевченко Максима за успехи в композиции…»
Пришел домой. И вдруг до щемящей боли ощутил, что ведь он от меня так далеко сейчас.
Снова и снова читал грамоту. И сам себя чувствовал награжденным.
ОБИДА
Близился сентябрь. Ребята собирались в школу. К первому сентября Максиму до семи лет не хватает трех месяцев.
Но все-таки мы пошли с ним в ближайшую к нам школу.
Директор-женщина стала «экзаменовать» его. На ее вопросы отвечал не спеша и точно.
— Все же не надо его отдавать сейчас. Устают они, такие малыши… — сказала директриса. — Пусть еще поиграет в солдатики.
Как тут возражать, хотя я-то, учитель в прошлом, знаю, что он вполне подготовлен к школе. Вышли на улицу. Идем молча.
— Ну и ладно, — после молчания сказал Максим, — ну и буду играть…
Обиделся. И мне обидно за него.
РАДОСТЬ
Максим поступает в музыкальную школу. Купил ему пианино.
На экзамены родителей не пускают. Он ушел в аудиторию, а я хожу по вестибюлю. Естественно, волнуюсь. Первый в его жизни экзамен, а стало быть, и мой. А потом то, что у меня оказалось несбывшейся мечтой, у него сбывается. Мне радостно. Вижу его человеком, понимающим и чувствующим музыку, а значит, понимающим и чувствующим многое-многое в жизни…
Выходит из аудитории в коридор. Следом выбегает молодая женщина, останавливает его, склоняется над ним, закрыв его от меня.
Наконец мы одни в вестибюле.
— Приняли? — спрашиваю.
— Кажется, да. Только не на фортепиано.
— А куда же?
— По скрипке, папа, — спокойно говорит Максим. — Мои руки очень рассматривали тети. Одна сказала: «Какая у него виолончельная рука!» Но для виолончели, папа, я маленький. Вот и предложили скрипку… Ты рад? А потом эта тетя еще раз в коридоре догнала меня, когда я уже шел к тебе, и снова смотрела на мои руки… Как же мы с тобой не догадывались, что у меня виолончельные руки? Жили — и не догадывались… Ты рад, папа, что я поступил?