– Черный кофе, без всяких излишеств? – спрашивает Тэйт, показывая на один из стаканов. Его хрипловатый голос заставляет вопрос звучать слишком интимно для подобного случая.
Я качаю головой.
Его взгляд скользит по стаканам с кофе, потом снова устремляется на меня.
– Мокко со взбитыми сливками?
– Нет.
– Может, латте с карамелью и обезжиренным молоком?
Я снова качаю головой. На самом деле мне все это начинает нравиться. Я испытываю удовольствие, отметая каждый вариант, словно тем самым напоминаю нам обоим, что ему нечего мне предложить.
Тэйт прищуривается, ничуть не смущаясь, а затем поднимает один из оставшихся стаканов и протягивает его мне.
– Чай со взбитым миндальным молоком и щепоткой корицы.
Я вздыхаю. Молча беру стакан у него из рук. Проклятье.
Уголки его губ растягиваются в едва заметной самодовольной улыбке.
– Это не значит, что я пойду с вами на свидание, – замечаю я.
– Я и не прошу.
Я делаю глоток чая, и напиток приятно согревает мое горло; это именно то, что мне нужно, чтобы продержаться остаток вечера.
– Спасибо, – с усилием говорю я.
Его темные зрачки опускаются ниже, задерживаясь на уровне моего рта, и я прикусываю нижнюю губу, ощущая внезапный прилив жара. А затем он неожиданно забирает оба держателя с прилавка – за вычетом одного стакана – и поворачивается к двери.
Я открываю рот, собираясь спросить: «И это все? Это все, ради чего ты приходил?» А потом одергиваю себя и сжимаю губы.
Остановившись на полпути к выходу, Тэйт произносит:
– До свидания, Шарлотта.
И снова исчезает. Но на этот раз я ничего не могу с собой поделать – я надеюсь, что он вернется.
На следующий день, на уроке английского, я не рассказываю Карлосу про Тэйта.
Во время ланча я не рассказываю Карлосу про Тэйта.
После школы, прощаясь с Карлосом перед тем, как отправиться на стажировку в Калифорнийский университет, я не рассказываю ему про Тэйта.
Не знаю, что меня удерживает. Может, тот факт, что разговоры о Тэйте только усугубят и без того сложную ситуацию. Потому что сколько бы я ни пыталась… я не могу перестать о нем думать.
В среду у меня появляется такое чувство, словно все мое тело – провод под напряжением, который гудит и искрится на концах. Мне не терпится оказаться на работе и выяснить, придет ли Тэйт снова. Я знаю, что не должна надеяться; знаю, что меня все это не должно волновать. Но сколько бы глубоких вдохов я ни делала, чтобы успокоиться, сердце продолжает выпрыгивать из груди.
Последние несколько часов моей смены пролетают быстро, и, когда уходит последний покупатель, я подхожу к окнам магазина и смотрю на тротуар, надеясь увидеть