— Я думала, ты меня любишь, — сказала она. — А тебе, оказывается, на все наплевать. Получил чего хотел — и ладно. Элфи Ботсфорд до меня и не дотронулся. Он ничего такого себе со мной не позволил ни разу. Вот провалиться мне на этом месте.
Я знал, она говорит правду… почти правду. Я смотрел, как по бледной щеке Клодин сползает слеза боли и досады, и воспоминание о зрелом теле мисс Болсовер мигом улетучилось.
— А разве Элфи не женится на тебе? Переспи с ним разок, он ни о чем и не догадается.
Она села, закрыла лицо руками, и я уж было пожалел ее, но тут она взорвалась:
— Подлец ты, бессовестный. Прямо ушам своим не верю. Что же мне делать? Отцу с матерью говорить боюсь, думала, ты пойдешь со мной и мы вместе им скажем.
— Ты бросила меня в беде! — закричал я. — Скажешь, нет? А теперь я тебе опять понадобился! Не буду врать, я в тот день по тебе убивался. А ты на меня наплевала, потому что меня выгнали с работы. По-твоему, это любовь? А теперь, когда ты доигралась, когда Элфи Ботсфорд обрюхатил тебя, теперь ты приходишь ко мне и хнычешь. Да чего тебе от меня надо?
Она вскочила, будто хотела пырнуть меня ножом, но не успела и слова вымолвить, я схватил ее и поцеловал.
— Я люблю тебя. Я с ума по тебе схожу, Клодин. Я что угодно для тебя сделаю. Только скажи.
Она ответила мне поцелуем и скоро малость поуспокоилась.
Мы стояли у камина перед зеркалом, я тихонько касался губами ее щеки, она — моей.
— Я пришла, потому что ребенок твой, — сказала она. — Пойдем вечером к моим родителям. Скажем им, что мы обручились и что лучше нам пожениться скорей, ну хоть через месяц.
— Ладно, — сказал я, — только сегодня я не могу. Лучше завтра. Днем раньше, днем позже — разница не велика.
— А почему не сегодня? Чем плохо сегодня?
— У моей машины мотор барахлит, — сказал я, — а знакомый парнишка, он в гараже работает, обещал сегодня исправить, в другой день он не может.
Клодин отпрянула.
— У твоей машины? Откуда у тебя машина?
Я сказал, что купил на свои сбережения.
— Сбережения? — выкрикнула Клодин. — Это что ж, пока мы с тобой гуляли, у тебя в банке лежала такая куча денег, и ты мне ни словечка не сказал?
— Так и есть.
— Да как же теперь тебе верить? — опять взорвалась она.
— Ну-ну, потише. Надо просто верить — и все. Я думал, ты обрадуешься, что у меня машина, ан нет. Уставилась на меня, будто я преступник. Что тебе хорошего ни скажи, ты все вывернешь наизнанку. А скажу что-нибудь плохое, пожалуй, обрадуешься. Так вот, слушай. Помнишь, я тебе говорил, мой отец погиб на войне, вот, мол, почему у меня нет отца? — Я и хотел замолчать, да уже не мог, а может, по-настоящему и не хотел, сам не знаю. Клодин глядела на меня во все глаза, ждала — чем я сейчас ее огорошу. — Ну, так вот: не было у меня никакого отца, ничего я про него не знаю. Мать не была замужем, родила меня в войну от какого-то своего ухажера… Как говорится, я внебрачный, а попросту сказать, ублюдок, никудышник, самый доподлинный, чистой воды ублюдок, так что если еще когда обзовешь меня ублюдком, по крайней мере хоть раз в жизни скажешь правду. Потому что не верю я, будто ты еще ни разу не спала с Элфи. Одного не пойму: чего ради ты ко мне притопала, нагрузил-то тебя Элфи!