Бесхитростный и простодушный Клавдий не кривил душой, успокаивая себя. Он действительно ничего не знал о готовящемся покушении на племянника, хотя заговорщики и расправились с ним прямо на его глазах. Это уже потом агенты донесли ему, что Калигула был обречен: доведенные до отчаяния полусумасшедшим императором сенаторы, не желая полагаться на волю случая, подготовили убийство сразу в трех местах. А тогда, в восьмой день до февральских календ, ни о чем не подозревая, он сопровождал Гая из театра во дворец на дневной завтрак.
В подземном переходе свита остановилась - Калигула пожелал посмотреть на знатных мальчиков, выписанных из Малой Азии специально для представления.
Внезапно в разгар беседы императора с юными актерами, когда Клавдий в ожидании завтрака уже посматривал с тоской на дверь, Херея с криком: «Делай свое дело!» бросился к Калигуле и разрубил ему своим мечом затылок.
Не сразу поняв по какому поводу совершается жертвоприношение в столь неподходящем месте, Клавдий повернул голову в сторону военного трибуна и сдавленно ахнул при виде окровавленного императора.
24 января по календарю древних римлян.
«Делай свое дело!» - ритуальная команда жрецов, подававших знак к началу жертвоприношения.
Некоторые из сенаторов закричали. Посвященные в заговор центурионы принялись оттеснять их к дверям дворцовых комнат.
Клавдий замешкался, оглянулся и увидел, как Корнелий Сабин по самую рукоять вонзил кинжал в грудь Калигулы.
Держась за руку сенатора, император медленно сполз к его ногам.
- Ну, что же вы?! - обернулся за помощью бледный Сабин.
Но Калигула, даже смертельно раненый, вызывал ужас у побывавших не в одной битве воинов. Судорожно извиваясь на полу, он так угрожающе кричал: «Я жив!»
каждому, кто пытался подойти к нему, что сенаторы не решались приблизиться.
- Бей еще! - закричал тогда Херея. Заговорщики, наконец, очнулись и окружили Калигулу, заслонив его от глаз Клавдия.
На шум прибежали германцы-телохранители. Увидев императора, застывшего в луже собственной крови, рыжебородые варвары с запозданием начали защищать своего господина.
Тяжелые, длинные мечи не разбирали, кто прав, кто виноват.
Поднялась паника.
Хлынувшие к выходу сенаторы вытолкнули Клавдия в Гермесову комнату. Здесь он увидел двух центурионов, гонявшихся с обнаженными мечами за женой Калигулы.
На руках у тщетно взывавшей к помощи Цезонии билась в плаче годовалая дочь.
- Ах, ты... - ругнулся рослый центурион, рассекая мечом воздух. - Не баба, а прямо морской угорь!
- Пусть побегает! - успокоил его другой - низкий и юркий, с лицом в мелкую оспинку, в котором Клавдий признал часто дежурившего во дворце Юлия Лупа. – Все равно для них обеих отсюда только одна дорога: в подземное царство!