— Мы построим огромную катапульту и станем швырять в город камни. Мы перекроем поставки пищи. Мы заблокируем подачу воды из Чапультепека. Мы заморим их голодом. Мешика умрут от жажды. Мы возьмем их в осаду. Мы сотрем их город в пыль и захватим империю.
— Простите, — вмешался отец Ольмедо. — А нам не пора хоронить мертвых?
— Никогда не бойтесь. Никогда не отступайте. Nunca, nunca. У нас нет времени.
К несчастью, большинство солдат Нарваэса погибли или были смертельно ранены. Кортес слышал барабанную дробь жертвоприношения. Пришло время вырезать сердца. Сейчас по ступеням пирамиды наверх поднимался Ботелло. Бедняга. Франсиско умер в пустыне. Другие тоже погибли. Кортес потерял около четырехсот солдат и индейских союзников. Он не считал. Куинтаваль — этот cobarde de mierda[66]. Франсиско. Ботелло. А теперь и Исла. Как странно, что он умер, добравшись до берега. Но донья Марина была жива и до сих пор держалась на ногах. Она выглядела как мокрая мышь, и одно плечо у нее было приподнято, а второе вывернуто под неестественным углом. Зато какая красивая грудь… А эти большие глаза… сильные ноги… Кортес не хотел бы признавать этого, но Малинцин стала важнейшей женщиной в его жизни, сердцем сердец, королевой.
— Давайте отправимся в путь к побережью. Ацтеки думают, что мы вернемся домой, на Кубу, в Испанию, но наш дом — это империя мешика, и мы вернемся, чтобы заявить о своем праве.
— Кортес, прежде чем мы отправимся… — подошла к нему Малинцин.
— Я знаю, у тебя болит плечо. Вечером я займусь этим. Нужно наложить шину. Может быть, потребуется кровопускание.
— Нет, дело не в этом.
— А в чем? Ты знаешь, что я сбит с толку и мое терпение подходит к концу. Мой табак намок. У нас нет запасов пищи. Нас будут преследовать. Ты хочешь поблагодарить меня за то, что я спас Кай и ребенка? Рад был помочь. Мальчик вырастет и станет настоящим испанским солдатом, а девочка — матерью испанских солдат.
— Я не смогу вернуться с тобой в Теночтитлан, Эрнан.
Кортес ошеломленно взглянул на нее.
— Ты по-прежнему моя рабыня, донья Марина.
— Я не смогу.
— Это наглость, донья Марина. Ты постоянно забываешь свое место. Ты не можешь решать, что ты будешь делать. И не думай. Ты еще не свободна. Я не могу обойтись без тебя, ты же знаешь. — Кортес топнул ногой, и во все стороны полетели брызги.
— Я беременна, Эрнан.
Кортес онемел.
— Я беременна, — повторила она, — estoy embarazada. — Правой рукой она погладила себя по животу. Embarazada. Беременна.
— Ты ждешь ребенка? ¿Un niño?
— Да.
Лицо Кортеса озарила улыбка.
— У меня будет ребенок. Наследник. Сын. — У него была дочка или две на Кубе, и иногда некоторые из его рабынь беременели, но тут речь шла совсем о другом. — Моя кровиночка. Дитя Новой Испании, нового мира. Новая аристократия. Первый родившийся здесь ребенок. Первый христианский мальчик, родившийся и вскормленный в новой стране. Как я рад! Это подходящее время и подходящее место.