— Но ведь тогда тысячи мешика окружат наш город и убьют нас всех, Кетцалькоатль.
— Мы с помощью нашего могущественного Бога Отца защитим вас. Именно так я, Кетцалькоатль… — Кортес запнулся. — Мы поможем вам. Стратегией и солдатами.
— Но вас так мало…
— Придет и больше.
— С небес?
— А главное — у нас есть громовые палки, летающие шары, огромные лошади, мечи, что острее всех ваших ножей, собаки-людоеды.
— Да, — признал касик.
Агильяр спросил у Кортеса: правда ли, что сюда приплывут испанцы?
— Возможно. Это известно лишь Богу. — Кортес оттащил Агильяра в сторону.
— Агильяр, ты не заметил, что она уже немного понимает испанский? Нужно быть осторожнее в разговорах.
— Но ведь вы доверяете ей, команданте? — Агильяр пребывал в хорошем настроении. Если приплывет еще хотя бы один корабль, он сможет вернуться в Испанию. Quizás[36].
— Мы всегда будем на твоей стороне, великий касик. — Кортес покосился на Малинцин, и этот взгляд согрел ее, словно пульке, которую она однажды попробовала на похоронах.
Такой взгляд Кортеса убедил ее в том, что он считает ее своей женой. Малинцин почувствовала гордость.
— Мы клянемся тебе, касик. — Кортес прижал руку к сердцу, на мгновение забыв о местных обычаях, связанных с этим органом.
Он взглянул на донью Марину, подумав: «Она охвачена страстью, она моя рабыня на циновке, и не только».
— Донья Марина, ты понимаешь меня, когда я говорю на испанском? — спросил он, чувствуя, как язык разбухает у него во рту от возбуждения.
— Иногда, — сказала она. — Quizás.
— ¿Puedes leer mi mente? Ты можешь читать мои мысли?
— No solo puedo leer su mente, también el corazón. Не только твои мысли, но и твое сердце. — Она чувствовала свою силу в этот момент.
Когда она пользовалась словами, чтобы выразить свои мысли, ей казалось, будто она изменяет мир по своему желанию и власть мира над ней становится меньше. Когда она говорила «мне страшно», она словно оборачивала в слова это чувство и от этого боялась меньше. Называя страх на трех языках, она будто побеждала этот страх. Страх по-испански — «miedo». Отсутствие отваги на языке науатль — «мауи». Ужас на языке майя — «саахил». Как рабыня, она была вынуждена молчать, и, хотя это позволяло ей выжить, Малинцин чувствовала, что молчание является частью ее рабства. Говори, будь услышанной, Малинцин.
— Мы поможем тебе завершить эру тирании Моктецумы, касик, — сказал Кортес с помощью Агильяра и Малинцин.
— Устроим завтра большое жертвоприношение. Много крови и еды, — предложил касик.
— У них будет una fiesta grande mañana[37], — передала Кортесу Малинцин.