Ночь печали (Шервуд) - страница 75

— Заморим голодом до смерти? — Касику такое не приходило в голову. Необычное наказание.

— Но их заточение и последующая гибель должны пройти незаметно, почтенный касик. Нельзя никому позволять видеть их. Пусть покажется, будто они исчезли с лица земли. — Кортес задумчиво прохаживался, распаляясь от собственной речи. — В моей великой и славной стране, что недавно была освобождена от гнета мавританских захватчиков и вернулась под власть истинных правителей, Изабеллы и Фердинанда, есть подобные тюрьмы, тюрьмы на кораблях, которые никогда не возвращаются в порт. — Тут Кортес понял, что его слова только собьют касика с толку. — Великолепный и могучий касик, вам не следует оказывать этим негодяям честь, принося их в жертву. Они станут умолять о том, чтобы их принесли в жертву, но мы заморим их голодом. Ах, какой это будет позор!

Касик внимательно выслушал перевод Агильяра и Малинцин этой великолепной речи и согласился с предложением Кортеса. В его культуре еще никто никогда не морил врагов голодом, и подобное непочтение к традиции было бы равносильно… он даже не знал чему. Возможно, что жаждавшие крови боги, которым не принесли жертву, разозлятся. Касик всегда поступал так, как и его отец, а тот — как его отец. Все выполнялось в соответствии с пророчествами и предсказаниями, не так ли? Предсказаниями предков, что слышали волю богов. Такова его судьба, такова судьба всех. Нужно следовать правилам. Нужно поступать так, как поступали раньше. Это единственный способ. Другого пути нет.

Агильяр сообщил Кортесу, что касик опасается последствий нарушения традиций.

— Да, да, я знаю. Напомни ему, кто я. Скажи ему, что я понимаю. Я тоже люблю своего отца.

В лучшем случае Кортес своего отца терпел, хотя очень часто ему хотелось, чтобы этот грязный негодяй увидел его здесь, в Новом Свете, увидел, как он командует солдатами. Кортес был единственным ребенком в семье, и, после того как он не сумел стать юристом или магистратом и не получил хорошую должность в Испании, его отец разгневался и потому лишь обрадовался, когда Эрнан уехал на Гаити. В своих письмах с Гаити и Кубы Кортес всегда старался доказать отцу, что стал уважаемым гражданином, снискавшим милость губернатора, человеком, которого ждет слава. Добившись власти, он мог заставить отца гордиться им.

— Касик, мы будем вместе сражаться с тираном Моктецумой, — добавил Кортес, выпрямившись и сузив глаза. Он пытался убедить самого себя. — Если мы выступим против Моктецумы и наши ряды пополнятся верными и отважными жителями Семпоалы, укрепятся помощью других городов-государств, не желающих больше платить дань, тогда нас ждет победа. Нужно проучить Моктецуму, нужно показать ему, кто силен, а кто слаб, — продолжил он. — Жители Семпоалы, независимый народ, будут процветать, а касик войдет в анналы истории как лучший глава этого города. Летописцы прославят тебя.