Ночь печали (Шервуд) - страница 98

— Тебе не следует говорить мне «не следует», Аду. Помни свое место.

Ах да, его место — это неправильное место! Он был бессилен, а теперь Куинтаваль хочет втянуть его в свой заговор, заставить играть в этом заговоре свою роль, и Аду затем придется понести наказание из-за их противоестественной связи. Аду знал, что если он будет молчать, то предаст и хозяина, и врага, а если заговорит, то предаст своего хозяина и сам вложит оружие в руки врага. Спасти его могла только полная свобода. Он каждый день думал о своих шансах на побег. Если он отправится на прогулку с Франсиско и Ботелло и исчезнет, сможет ли он уйти незамеченным? А вдруг Франсиско забеспокоится и поднимет всех на ноги, подумав, что Аду потерялся или его взяли в плен индейцы? Если он останется в лесу один, вдалеке от людского общества, не съедят ли его дикие звери? Это казалось слишком высокой ценой за свободу.

Вечер выдался сухой, небо было ясным, и солдаты развели костер в центре площади, единственной площади Веракруса, богатого города Истинного Креста. Все чувствовали себя усталыми и подавленными. Куинтаваль пил пульке и непрерывно болтал, как будто считал себя обязанным заполнить словами тишину. На пламя костра летели ночные бабочки, некоторые из них подлетали слишком близко к огню, и тогда края их темных крыльев вспыхивали. Бабочки отдавались своей огненной судьбе. У костра для слуг, окруженного носильщиками из Семпоалы, Лапа Ягуара веселил толпу, перехватывая бабочек на лету и запихивая их в рот, так что они щекотали мягкими крыльями его небо. Затем он открывал рот и выпускал бабочек наружу. Аду тоже сидел с жителями Семпоалы и рабами. Ему удалось превзойти Лапу Ягуара: он ловил бабочек и ел их. Конечно же, Лапе Ягуара пришлось вступить в соревнование. Все слуги наслаждались этим представлением и спорили на какао-бобы, кто сможет засунуть больше бабочек в рот за один раз.

Обычно Альварадо был душой компании у костра офицеров, пел и играл на флейте, сегодня же он сидел молча, с подавленным видом. Кортес не разговаривал с Альварадо. Если бы он только мог объяснить своему капитану, что Малинцин — всего лишь женщина и двум благородным кавалерам не стоит ссориться из-за такой мелочи…

— Ну что, Альварадо, как дела? — подсел к нему Куинтаваль.

Повернув голову, Альварадо сплюнул комок слизи в темноту и вздохнул.

— Ты из-за рабыни? — поинтересовался Куинтаваль. — Да, не повезло.

— Рабыня есть рабыня. Я прав?

— Альварадо, ты прав: рабыня есть рабыня, раб есть раб. — Куинтаваль покосился на Аду, запихивавшего бабочек в рот у своего костра.