Не прошло и часа, как в сон ворвалась канонада из автоматных очередей и рикошетящих визгов. Они болезненно выплывали в явь, постепенно превращаясь в трели звонка вперемешку с глухими ударами в дверь. Гарик разбито поднялся и подтащил себя к глазку. Это ломился Дуст. Дверь неохотно скрипнула и Гарик поднял на Дуста больные глаза:
– Выпустили, узник? Воняешь, конечно…
Дуст всмотрелся в бледное лицо, изобразил в глазах вопрос и торопливо закрыл дверь. Проковыляв в комнату, Гарик хлопнулся лицом в подушку. Дуст прокрался следом, тихо, как сапёр.
– Ты чего, болеешь? Или это… с бодуна?
– За что закрыли-то? – глухо прохрипел из подушки Гарик.
– Да фигня. Поссал не там.
– И всё?
– Да менты мимо шли, бандана не понравилась им.
– Помяли?
– Не, только на пятнашку…
Он не договорил, на мгновение завис мыслью, и вдруг тревожно зашипел:
– Да хрен с ними! Бес, я знаешь кого на сутках видел?!
Он сел рядом и взволнованно, но с осторожностью затормошил больное тело. Гарик нехотя сел на кровать, отстранённо глядя перед собой:
– Ну?
– Гопника этого видел! – вскрикнул Дуст и выпучил глаза.
В больных ушах зазвенело и лицо поморщилось.
– Которого?
– Того самого! Который Костяна подрезал!
Гарик уставился в Дуста и нахмурился:
– Ты же говорил, что лица не помнишь.
– Не помнил! Пока не увидел. А увидел – точно он, сука! – Дуст хлопнул себя по колену.
– Уверен? – У Гарика осмыслились глаза.
– Да он, он! Я с ним ночь просидел. Он доматывал, когда меня закрыли. Я, это… хорошо разглядел.
– А он тебя узнал?
– Узнал, конечно, – ткнул в свою бандану с «анархиями» Дуст. – Это же они, пидоры, все на одну харю.
– И что?
– Ничего. Он же не угашенный, не бухой. Наутро вышел. Это… Не на рожон же ему лезть. У тебя это… курить есть?
Гарик поднялся с кровати и достал Дусту сигарету. Тот жадно прикурил.
– А ты-то вид подал, что признал?
Дуст поперхнулся и закашлялся:
– Ты чё? Чтобы он меня на выходе потом встретил и до дома проводил? Нет, конечно. Бухим прикинулся.
– Так ты что, трезвый был?
– Прикинь, – усмехнулся Дуст.
Гарик прикурил. Сделал одну затяжку, поморщился и тут же затушил сигарету. Вкус был мерзкий, в горле першило.
– Ментам сказал?
– Да говорил, когда выписывали. Послушали, думаешь? Угу, – хмыкнул он и длинной затяжкой докурил бычок.
Голодный Дуст выдул сигарету в четыре или пять затяжек и Гарик протянул ему всю пачку. Тот принялся дымить одну за другой, а Гарик, подбоченившись, смотрел в окно и кусал губу.
– Маноха его зовут, – выпустил густое облако Дуст и замер, будто подавившись.
– Как? Маноха?
Дуст закашлялся и закивал.