– Не плачь.
Но как же ей не плакать? Им ведь нужна целая жизнь, чтобы рассказать друг другу всю правду, все тайны, чтобы как следует узнать друг друга.
– Я люблю тебя, – прошептала она. Как когда-то, впервые. Какой юной и беззаботной была она тогда.
– Я тоже люблю тебя. Любил с первой минуты, как увидел. Я думал, что уберегу тебя от беды, если не признаюсь. Если бы я знал…
Какая хрупкая жизнь, какие хрупкие они все.
Любовь.
Начало и конец, земля и небо и все, что между ними. И не имеет значения, что она сломлена, больна и обезображена. Он любит ее, а она любит его. Всю жизнь она ждала, чтобы ее полюбили, и теперь понимает, что любима, и давно. Что ее всегда окружала любовь, что это любовь спасла ее.
Папа. Мама. Софи.
Антуан. Мишлин. Анук. Анри.
Гаэтон.
Вианна.
Она смотрела мимо Гаэтона, на сестру. Вспоминала, как мама говорила, что однажды они станут лучшими подругами, что время соединит их жизни в одно целое.
Вианна тоже плакала, прижимая руку к огромному животу.
Не забывай меня, подумала Изабель. Как жаль, что не было сил произнести эти слова вслух.
7 мая 1995 года
Где-то над Францией
Свет в салоне включился неожиданно.
В динамиках что-то пискнуло. Мы идем на посадку.
Жюльен перегнулся через сиденье, пристегнул мой ремень, убедился, что спинка кресла поднята. Что я в безопасности.
– Что ты чувствуешь, возвращаясь в Париж, мам?
Не знаю, что ему ответить на это.
Несколько часов спустя зазвонил телефон на моей тумбочке.
Толком не проснувшись, снимаю трубку:
– Алло?
– Привет, мам. Ты спала?
– Да.
– Сейчас три часа. Какие у тебя планы?
– Давай немножко погуляем по Парижу. Буду готова через час.
– Хорошо, я зайду за тобой.
Сползаю с кровати размером со штат Небраска, иду в облицованную мрамором ванную. Мощный горячий душ живо приводит меня в чувство, но только усевшись перед туалетным столиком и глядя на свое лицо, слегка увеличенное подсвеченным зеркалом, я понимаю.
Я дома.
И неважно, что я гражданка США, что в Америке я прожила дольше, чем во Франции. Все это не имеет значения. Я дома.
Тщательно наношу макияж. Зачесываю назад седые волосы, собираю в узел на затылке, руки дрожат. Из зеркала на меня смотрит элегантная старуха с морщинистой кожей, бледно-розовыми губами и глазами, полными страха.
Оторвавшись от зеркала, достаю из шкафа белые брюки и водолазку. Соображаю, что, возможно, цвет не совсем подходящий. Не подумала, когда собиралась.
К приходу Жюльена я полностью готова.
Он ведет меня вниз так бережно, будто я слепая или калека, я позволяю ему проводить меня под руку через роскошный отельный вестибюль на улицу, в волшебный свет весеннего Парижа.