— Охрану — быстро! — Когда ему ответили, он отбарабанил:
— Говорит специальный агент ФБР Унгар, слушайте мой приказ. Всем охранникам никого не выпускать из здания. Никаких исключений — в случае необходимости применять силу. Отдадите это указание, сразу вызывайте городскую полицию. Я спускаюсь в главный вестибюль. Пусть кто-то из охраны встретит меня там.
Тем временем Слоун рухнул в кресло. Кто-то потом скажет — он выглядел, как сама смерть.
Сквозь толпу протиснулся Чак Инсен.
— Что случилось? — спросил он.
Унгар, узнав его, указал на белую коробку и сказал:
— Только ничего здесь не трогать. Я бы предложил увести мистера Слоуна и запереть дверь, пока я не вернусь.
Инсен кивнул — к этому времени он уже заглянул в коробку и заметил, как и остальные, что пальцы в ней лежат маленькие и тоненькие, явно пальцы ребенка. Повернувшись к Слоуну, он взглядом задал ему неизбежно напрашивавшийся вопрос, Слоун кивнул и шепотом сказал:
— Да.
— О Иисусе Христе! — пробормотал Инсен. Казалось, Слоун сейчас потеряет сознание. Инсен повел Слоуна к себе в кабинет, по дороге отдавая приказания.
— Заприте кабинет мистера Слоуна, — велел он секретарше, — и никого туда не пускайте, кроме этого агента ФБР. Затем попросите телефонистку вызвать врача, скажите, что мистер Слоун пережил сильный шок и что ему, очевидно, необходимо успокоительное. — Затем обратился к одному из выпускающих:
— Сообщи Дону Кеттерингу о том, что произошло, и вызови его сюда: что-то об этом должно быть сказано сегодня в “Новостях”. Всем остальным — вернуться на свои рабочие места.
В кабинете Инсена было большое окно, выходившее на “подкову”, — при необходимости оно закрывалось жалюзи. И сейчас Инсен, усадив Слоуна в кресло, опустил жалюзи.
К Слоуну постепенно возвращалось самообладание, хотя он и сидел согнувшись, закрыв лицо руками.
— Эти люди знали про Никки и про то, что он пианист, — пробормотал он, обращаясь то ли к себе, то ли к Инсену. — А как они узнали? Я же сам им преподнес! Я, и никто другой! На пресс-конференции после похищения.
— Помню, Кроуф, — мягко произнес Инсен. — Но ты же отвечал на вопрос, ты не сам поднял эту тему. В любом случае, кто мог предположить… — И он умолк, понимая, что никакими рассуждениями тут не поможешь. Потом Инсен скажет остальным:
— Не могу не отдать должное Кроуфу. Мужественный он человек. После таких переживаний большинство людей умоляло бы сделать то, о чем просят похитители. А Кроуф с самого начала знал, что мы это делать не должны, да и не можем, и ни на секунду не отступил с этой позиции.