— Кто ты, раб, что осмеливаешься так говорить с властвующей аббатисой монастыря Бригитты?.. — воскликнула настоятельница возмущенно.
— Мое имя Гавриил Загорский.
Аббатиса еще больше побледнела. Она много слышала об этом человеке, занимавшем весьма высокое положение при русском государе и славном многими победами в Ливонской войне, много слышала она об этом человеке, наводящем ужас на иных ливонских военачальников, на рыцарей и кнехтов, на горожан Таллина. Никак не ожидала она увидеть этого человека в стенах своего монастыря и представить не могла, что однажды будет лично говорить с ним… Матушка Магдалена потупила взор и сказала, несколько понизив голос:
— Подумайте, князь, о том, что место, где вы находитесь, — священно! А вы ворвались сюда с этими… с этими людьми, готовыми все жечь и разрушать! Побойтесь Бога!.. Берегитесь осквернить сии пенаты!
— Не может быть священным место, где много лет безраздельно властвует дьявол, — горько усмехнулся Гавриил. — Вряд ли Господу угодны богатства этого монастыря, добытые обманом, накопленные непосильными трудами рабов; от богатств этих пахнет потом и кровью… Так пусть же его сокровища достанутся храбрым воинам!
И, обращаясь к своим людям, он добавил:
— Этого дикого зверя, — он указал на аббатису, — и всех обитателей монастыря возьмите с собой в лагерь, но не посягайте на их жизнь! А это разбойничье гнездо можете разгромить до основания…
Аббатиса с мольбой простерла руки к воинам, но те, не мешкая, схватили ее и повели вместе со всем монастырским людом во двор. Пылали факелы. Отовсюду слышались русский говор и смех, причитания монахинь.
Гавриил все еще оставался в коридоре. Когда все удалились, он тихонько через отверстие в стене спросил:
— Ты готова, мой ангел?
И впервые через это окошко долетел радостный ответ, прозвучавший из уст девушки:
— Да!.. Да!.. Да!..
Агнес больше не страшилась за свою жизнь, за свое будущее, о нет! Она была уверена, что более не расстанется со своим любимым никогда и что жизнь ее теперь будет сплошной праздник, поскольку чашу страданий она… они с любимым испили до дна, и больше не будет в их жизни страданий, а будут только радости, радости, радости; иначе и быть не может, ибо все в природе уравновешено.
Гавриил распахнул дверь кельи… и Агнес, упав ему на грудь, зарыдала от радости, от ощущения бесконечного счастья.
— Бедное дитя, бедное дитя!.. — говорил Гавриил, нежно гладя волосы девушки.
— Люби меня, Габриэль, люби! Я вынесла многое ради тебя, — прошептала Агнес, судорожно всхлипывая.
Гавриил взял ее, будто ребенка, на руки, отнес в сани, закутал в теплую шубу, сам сел рядом и взял в руки вожжи. Спустя минуту они уже быстро неслись к русскому лагерю, к роскошным, блещущим золотом шатрам.