Последняя реликвия (Борнхёэ) - страница 44

— Господин Габриэль! — крикнула Агнес ему вслед.

Гавриил удивленно оглянулся; не без удовлетворения он воспринял обращение ее — «господин». И подумал, что тяготы войны быстро выбивают из баронских дочек спесь.

Агнес бегом догнала его, порывисто схватила за руку и сказала умоляюще:

— Не подвергайте себя опасности, прошу. Возвращайтесь поскорее и невредимым!

Гавриил пытливо посмотрел девушке в глаза и увидел в них, кроме сочувствия и просьбы, еще и нечто другое, на миг наполнившее его сердце удивительным, волнующим ощущением счастья.

Голос его слегка дрожал, когда он ответил шутливо:

— Не бойтесь за меня, фрейлейн Агнес! Я хитрый лис, так легко в капкан не попаду. Меня гораздо больше тревожит то, что вы останетесь в лесу совсем одна, как бы с вами здесь не случилось что-нибудь неприятное… Поэтому еще раз прошу вас: спрячьтесь хорошенько и соблюдайте тишину. Попробуйте подремать, это поддержит ваши силы. Ноги укройте кафтаном — утренняя роса может вам повредить. Если я, вернувшись, вас здесь больше не найду, то буду очень жалеть об этом.

С этими словами Гавриил пожал девушке руку и быстрыми шагами удалился.

V. Первая любовь

дивительная сила таится в первом любовном чувстве. Человек преображается, светлеет, становится добрее и благороднее. И представляется ему, что светлеет, становится добрее и благороднее весь мир. И тогда душа поет в гармонии с миром… Агнес еще не знала, что такое любовь, ей не с чем было сравнить и не у кого было спросить, поэтому она не сознавала того, что именно любовное чувство к Гавриилу появилось и крепло уже, властно захватывало ее мысли, постоянно возвращая к одному и тому же — к Нему, к Нему, такому сильному, опытному, умному, насмешливому, великодушному, милому… Однако она чувствовала, как легко и невыразимо радостно стало у нее на сердце.

Образ Гавриила властно захватил ее воображение, память; даже сейчас, когда он ушел, она очень ясно видела своего спасителя перед собою, слышала его проникающий в душу голос, мысленно повторяла каждое его слово, припоминала все подробности пережитого вместе с ним. Надо заметить, что прерванный безжалостной реальностью сон, ужасы этой ночи, бегство в одной сорочке, босиком, — все эти события, сами по себе значительные, но не касавшиеся Гавриила, словно поблекли в ее памяти, отдалились; но он, добрый спаситель ее, которого она, наконец, хорошо разглядела и на которого теперь хотела бы глядеть бесконечно, которого хотела бы бесконечно слушать, которого целый век хотела бы за руку держать, он занимал теперь в сознании ее полмира…