— Почему вы стараетесь себя принизить? — спросила Агнес подавленно. — Слабо верится в ваши слова. Я стараюсь верить тому, что вижу, а не тому, что слышу.
— Я вовсе не стараюсь себя принизить, — сухо возразил Гавриил. — Вы изволили знать, кто я такой, и я исполняю ваше желание. Однако вы глубоко ошибаетесь, думая, что я стыжусь своего происхождения. Нисколько! Я горжусь тем, что в моих жилах течет кровь доблестного, но несчастного маленького народа. Разве может быть для меня позором то, что предки мои были насильственно обращены в рабство? Если человек без всякой вины попадает в тюрьму, разве это позорно?.. Вы сами еще вчера были богаты и свободны, как королевна, а сегодня вы несчастная беженка без талера в кармане и с очень призрачным будущим. Так разве вы себя за это презираете?
Агнес не нашлась, что ответить. Она вообще была поражена тем внутренним порывом, что увидела сейчас в своем спутнике.
Он между тем продолжал:
— Мои предки отважно сражались за свою свободу. Дух вольности и поныне не угас в их потомках. И если эст смотрит в землю и послушно исполняет повеления господина, это не значит, что он покорен навсегда. Свободомыслие всегда присутствует в нем. Дайте ему время!.. Мой дед возглавлял отряды крестьян, которые шестнадцать лет тому назад были грозой для немецких рыцарей. Вы хотите признаний, фрейлейн Агнес? Извольте!.. У вас есть причина еще сильнее ненавидеть меня, нежели презирать. Ведь это именно от руки моего деда пал в битве при Колувере отец вашего жениха, Иоганн фон Рисбитер. Крестьяне тогда не добились успеха. Они проиграли битву, многие с честью в ней полегли. Дед мой попал в плен и по приказу вашего дорогого отца был как мятежник предан мучительной смерти. Уж не знаю, какой был приказ вашего отца, но деду моему выламывали руки и ноги. Вам рассказывал кто-нибудь эту давнюю историю?..
Агнес широко раскрытыми глазами взглянула на Гавриила и произнесла, бледнея и запинаясь:
— Вы знали все это и однако же… однако же спасли мне жизнь!
— Я не сражаюсь с женщинами, — со снисходительной улыбкой, будто говорил с ребенком, ответил Гавриил. — Но знай ваш отец, с кем вы сейчас обретаетесь в лесу, он бы места себе не находил. И тысячу раз пожалел бы, что обрек на муки моего деда.
— Вы должны были бы жестоко ненавидеть меня!.. — воскликнула Агнес, скрестив руки на груди и отвернувшись.
— Нет, я не питаю к вам никакой злобы. Чему, кстати, сам удивлен. Я знаю, что в тех делах давнишних не может быть вашей вины. И сердце у вас доброе: вы майскому жуку не оторвали бы крылышки. Я охотно спас бы вас и из другой беды, во сто крат большей, но полагаю, — как вы и сами теперь понимаете, — что я могу быть вашим… спутником только пока это крайне необходимо.