Агнес была услышанным потрясена и подавлена. Она не знала, что и говорить в ответ.
Гавриил досказал:
— Но чтобы окончательно открылись ваши глаза и чтобы вы совсем уж убедились, насколько я заслуживаю вашей ненависти, выслушайте и еще кое-что: мой отец был русский, и всего несколько недель назад я сам состоял в русском войске, то есть был врагом вашего народа и орденского государства.
На лице у Агнес бледность сменилась краской.
— Значит, вы все-таки… — промолвила она, словно умирающая.
— Что?
— Тот, за кого вас принял юнкер Рисбитер…
— Русский шпион? — закончил Гавриил, слегка покраснев. — Нет, юная баронесса, я не шпион, ибо у меня нет намерений возвращаться сейчас к русским и рассказывать им о положении дел в здешнем краю. Не изменял я и своей Родине. Я честно сражался против немцев и шведов, и я так же, как любой эстонец, искренне желаю, чтобы владычество их в этой несчастной стране поскорее закончилось. Жизнь населения эстонской земли уже не может стать хуже, чем была под загребущей рукой немецких баронов. А под властью Москвы она могла бы улучшиться, ибо царь Иван Васильевич, прозванный Грозным, правда, очень крутого нрава, но народ его свободен[9], и перед суровостью царя трепещут прежде всего упрямые бояре, в то время как простой народ может жить в мире и благоденствии. Московские цари — большие ценители наук и искусств, поэтому они уже давно стремятся завладеть прибалтийскими землями и гаванями как воротами к западноевропейскому просвещению, и рано или поздно эти земли перейдут к ним. А тот, кто помогает русским в осуществлении этих намерений, сокращает бедствия нашей многострадальной Родины и приближает мирные, счастливые времена.
Гавриил произнес эти слова с большой убежденностью, почти торжественно, как пророчество, и во взгляде его блеснула искра подлинного вдохновения.
— Вы должны меня простить за некоторые мои слова! — сказала почему-то шепотом Агнес.
Вздох облегчения вырвался из ее груди, да глазах заблестели слезы — слезы, говорящие об искреннем добром отношении к своему спутнику. Она не хотела ненавидеть этого человека!
Довольно долго царило молчание, которое тяготило обоих. У Агнес аппетит совсем пропал; отдавшись своим, похоже, нелегким мыслям, она смотрела куда-то на травы, на лес. Между тем Гавриил молча закончил свой завтрак и прилег отдохнуть в мягкой траве, подперев голову рукой. Он не решался поднять глаза на Агнес; он чувствовал некую неловкость от того, что позволил себе все эти страстные речи, могущие напугать беззащитную слабую девушку, и был он недоволен собой.