– И что все это значит? Будем мы писать об этом? О его банкротствах? Или ресторанных счетах?
Анника посмотрела на стену.
– Не сейчас в любом случае, – ответила она. – Мы же не можем пачкать грязью его имя, когда он пребывает между жизнью и смертью.
– Но если он выкарабкается? Тогда мы напишем?
Анника почувствовала внезапно и слишком явно, что квота в части журналистской этики на сегодня исчерпана. Она поднялась, отряхнула куртку и надела ее.
– Пожалуй, – сказала она, – сейчас мы уходим.
Андерс Шюман наклонился и выдвинул самый нижний ящик архивного шкафа, занимавшего одну стену его кабинета. В нем лежали папки и бумаги. Документы. Записи, в алфавитном порядке, обо всем на свете, начиная с правительственных кризисов и сокращений в оборонительных силах и заканчивая муниципализацией средних школ.
Он простонал.
Она должна находиться где-то здесь. Он был абсолютно уверен, что сохранил ее. Он ведь наверняка сделал это?
Шюман ногой вернул ящик на место и сел за письменный стол. Он начал поиски с тумбы, особо не надеясь найти старую видеокассету именно здесь. Он достаточно хорошо знал, что лежит в ящиках. В отличие от стоявшего у стеклянной стены буфета, книжных полок и архивного шкафа, о чьем содержимом в данный момент не имел столь четкого представления. Боже праведный, чем он только не занимался за все годы: политикой, и борьбой за власть, и коррупцией на всех уровнях, но так и не нашел старой видеокассеты с записью документального фильма, некогда принесшего ему журналистский приз. Дома ее тоже не было, это он знал наверняка. Когда жена решила избавиться от всего подобного несколько лет назад, она спросила, нет ли у него желания оставить что-либо, он пообещал ей подумать немного позднее, но, поскольку так и не сделал этого, она в конечном счете выбросила все вместе. Ничего страшного, подумал он тогда. Ведь все, имевшее отношение к его трудовой деятельности, есть у него на работе. Так он считал.
Но куда же, черт побери, подевался фильм?
Он поискал среди классики «Открытого архива Телевидения Швеции», но там явно не нашлось для него места. В архиве на его прежней работе фильм, конечно, имелся, но сегодня там уже никого не застать, а если бы он захотел купить копию, на это, вероятно, ушло бы несколько недель и немало денег. Но, прежде всего, на телевидении обратили бы внимание на это дело и поняли, что тема внезапно снова стала актуальной.
«Нельзя будить спящего медведя», – подумал Шюман. Хотя стоило задаться вопросом, насколько крепко зверь спал в настоящий момент. Последний опус на «Свете истины» набрал уже пятьсот девяносто комментариев. Все, за десятком исключений, ненавидели его. Он прочитал все написанное о нем.