Лола шмыгнула носом и подняла чашу. Спустя мгновение проголодавшаяся турма макала лепешки в подливу и жадно ела. Я не отставал. Мочанка вышла грубоватой — не хватало сметаны, — но все равно вкусной. Мясо у сурков нежное и жирное. Пресную лепешку не сравнить с блинами, но и это хлеб. В любом случае аппетит — лучшая приправа. Мы его нагуляли. Чаши взмывали к небу, ложки цепляли мясо, лепешки подбирали остатки подливы. Спустя короткое время посуда опустела.
— Споем? — спросил я.
«Кошки» закивали и сбились в круг. «Береза кудрявая» — сначала робко, а затем все увереннее поплыла над лагерем. Девочки пели самозабвенно, закрывая от удовольствия глаза. Я не отставал. В песенке про Анри IV мне пришлось солировать — «кошки» знали только припев. Но, когда пришла их очередь, грянули дружно:
— Ля-ля-ля-ля, бум-бум! Ля-ля-ля-ля, бум-бум!..
Мы заканчивали, когда в круг, освещенный кострами, вступила Виталия. В руках она держала Гая.
— А я думаю, где мой муж? — сказала, присаживаясь. — Потом слышу: поет! Аве, девочки! Я скучала по вас.
— Аве! Аве!.. — послышалась со всех сторон.
— Хотите взглянуть на моего сына?
«Кошки», не сговариваясь, закивали. Вита осторожно вложила ребенка в руки ближайшей «кошки. Та благоговейно приняла сверток Остальные стали приподниматься, чтоб разглядеть.
— Можно по очереди! — сказала Вита.
Лола распорядилась. «Кошки» стали осторожна передавать Гая с рук на руки. Каждая короткое время любовалась личиком ребенка, а затем протягивала его соседке. Я напрягся: вдруг уронят, но быстро сообразил: женщины, легко таскающие щит и спату; ребенка удержат. Гай путешествовал по рукам, никак на это не реагируя. Он спал, и ему было все равна «Сын турмы! — подумал я. — Да что турмы — когорты! Вырастет, расскажу ему. Он наверняка не поверит. Полтысячи хвостатых мам!..»
— Прости меня! — шепнула Виталия. — Я была не права.
Я кивнул.
— Я тебя очень люблю. Ты не пришел к ужину и я расстроилась.
— Не хотел видеть Лиону.
— Она плакала.
— Ей полезно.
— Валерия сказала о вашем договоре. Я согласна.
Как ты решишь, так и будет.
Я вздохнул.
— Лиона очень красивая, — продолжила Вита. — Она центурион, а ее мать — трибун претория.
— В моем мире закон запрещает иметь двух жен. За это наказывают. Двоеженство запрещает и наша вера.
— В Паксе иначе, — сказала Вита. — Здесь много женщин и мало мужчин. У вас так не было?
— Случалось! — ответил я, вспомнив спор на интернет-форуме. — Несколько веков назад прошла большая война, которая опустошила континент. Она продолжалась тридцать лет, ее так и назвали: «Тридцатилетняя». В ходе войны погибло много мужчин, и тогда церковь — так называется наш Храм — разрешила уцелевшим брать несколько жен. Ранее это категорически запрещалось.