— Игрр постоит за себя! — сказала я.
— Виталия — тоже! — поддержала Лола. — Неважно, что беременная. Она великий воин.
— Будем надеяться, декурион! — сказала мать и встала. Лола вскочила. Я — следом.
— Вале, трибун!
Лола отсалютовала и вышла.
— Садись! — велела мать. Я подчинилась. — Как центурия? Признала тебя?
Я кивнула.
— А Корнелия?
— Ее устраивает должность опциона. Ей за сорок, и она собирается в отставку. Охотно помогает мне.
— Девочки слушаются?
— Как миленькие!
— Не злоупотребляй витисом[12]! Ты к этому склонна. Надо, чтоб тебя уважали, а не боялись.
— Ма! — взмолилась я. — Ты говорила это сто раз!
— И сто первый скажу! — нахмурилась мать. — Не хочу, чтобы думали: ты получила центурию из-за меня.
— Никто и не думает! — вздохнула я. — Принцепс сама меня выбрала. Я спасла ее от убийцы.
— Этого мало, чтобы занять должность… — начала мать, но я перебила:
— Ма! Расскажи об отце!
В самом деле, сколько можно? Пора говорить о главном! Когда случай представится? Мать глянула на меня.
— Ты это с чего?
— Захотелось!
Мать подумала и присела.
— Он был хорошим человеком, — сказала, взгрустнув.
— Очень любил меня! — кивнула я. — Нас обеих… Я хочу знать, как вы познакомились.
Мать задумалась.
— Мне было под тридцать, — начала она, — и мы с Помпонией только-только получили центурии. Она предложила сходить в храм, посмотреть на мужчин: вдруг кто понравится? Центурионами стали, пора думать о детях. Пошли. Там я и увидела Константина… — мать помолчала. — Он сидел на ступеньках, печальный. Пришлые, когда их привозят в Рому, первое время грустят. Константин выглядел совсем потерянным, и мне стало жаль его. Я подошла, села рядом, спросила: могу ли помочь? Он ответил, что нет. Оказалось, он из страны, которая называется почти как наша[13], и понимает латынь. Он сказал, что тоскует по дому. Я ответила: Рома — хорошее место, ему понравится. Если хочет, я могу показать ему город, рассказать о наших обычаях. Он подумал и согласился. Мы встали и пошли.
— Жрицы не мешали?
— Побоялись — я была в форме центуриона. К тому же это не запрещено. Константин утром сдал семя и мог быть свободен. Мы погуляли по Роме. Я показала ему Палатин, Курию — снаружи и изнутри. Пришлых не пускают во дворец принцепса, но я ведь центурион! Я сводила его на форумы и даже в термы. Мыться, правда, мы не стали, — мать улыбнулась. — Не то набежала бы толпа… Я угостила его обедом и на повозке отвезла в храм — к вечеру Константин устал. Пришлые не привыкли много ходить. На прощание он благодарил и сказал, что я очень хорошая. Он будет рад новой встрече.