Я не знала, как мне одеться. Не знала, кто будет у Аллаховой, какой характер примет торжество, придется мне завоевывать чьи-то симпатии или, наоборот, защищаться от проявления чужих. Судя по всему, на меня имеет виды Колесов. Как я должна повести себя?…
В дверь постучал Петр Иваныч.
— Уже собираетесь?
— Тащите шахматы, Петр Иваныч, часок у меня еще есть.
Петр Иваныч привычно начал расставлять черные фигуры. «Как-никак, а вы все же женщина!» — объяснил он мне свою уступку. «Спасибо, вы очень тонко это подметили», — поблагодарила я.
Я с первых же ходов увлеклась атакой, но мои фигуры стояли неудачно, и пришлось перейти к защите. Подумав немного, я молча начала расставлять новую партию.
— Не любите вы защищаться, — проворчал Петр Иваныч.
— Не люблю.
— В жизни часто приходится это делать.
— По возможности нужно защиту заменять нападением.
Вторая партия протекала с переменным успехом. Мне даже удалось создать серьезные угрозы на королевском фланге противника, но тут я зевнула «качество».
— Грабитель вы!
— «Приличий тут уж нет!» — процитировал Петр Иваныч. — Шахматы — самая жестокая игра. Милосердие здесь исключается самой логикой борьбы.
Мне пришлось сдать и эту партию.
— Ладно, — сказала я. — Может, мне в любви повезет.
Петр Иваныч сердито посопел своей трубкой и принялся искать по карманам спички.
— Опять напьетесь?
— Бог с вами, когда это я напивалась?
— Самое отвратительное зрелище, — бурчал Петр Иваныч, — это пьяная женщина, потерявшая чувство собственного достоинства.
— Я не буду терять собственного достоинства, Петр Иваныч, не ворчите на меня. Лучше посоветуйте, что надеть. Вот этот «светофор» или брюки?
— Конечно, брюки…
— Вы считаете, что мне они более к лицу?
— Я не знаю, что вам более к лицу, как вы изящно выразились, я только считаю, если вы свалитесь под стол, то в брюках будете выглядеть все же более прилично.
— Никогда не падала под стол. И вообще, обещаю, что буду вести себя прилично… насколько позволят обстоятельства. Послушаю вас и надену брюки…
Переодевшись, я показалась Петру Иванычу. Он глубокомысленно оглядел меня:
— Знаете, я предпочел бы все же платье, если бы только вам не пришлось падать под стол.
Он ушел, прихрамывая, окутанный дымом.
Пока я завертывала гладиолусы в целлофан, он вернулся.
В руках его был стакан, наполненный какой-то маслянистой на вид жидкостью.
— Вот выпейте.
— Что это?
— Пейте, пейте!
— А все-таки?
— Старинное гусарское средство, чтобы не опьянеть.
— Вы были гусаром, Петр Иваныч?
— Дед мой был гусаром, болтливая вы девчонка.
— Вы сами-то хоть пробовали ваше средство?